В дрожь его, увы, не кинуло, но выражение его лица все же несколько изменилось, став еще более насмешливым. Лохматый смотрел на меня в некоторой растерянности, а его спутник вдруг улыбнулся (кстати, вполне себе, по-человечески) и, коротко хохотнув, проговорил:

– А я смотрю, вы за словом в карман не лезете…

Я, чуть пожав плечами, грустно ответила, словно сожалея о своей неразумности:

– …Так, если вы заметили, у меня и карманов-то нет… – И, чтобы не продолжать этого дурацкого разговора, сама спросила: – А вы, как я слышала, из историко-архивного института? Что-то конкретное ищете, или так… на диссертацию материал собираете?

Тут лохматый опомнился. Привычным жестом поправил указательным пальцем на переносице очки в тонкой металлической оправе (кстати… Очень дорогой оправе. Такие не по карману простому научному сотруднику. И это я знала доподлинно) и проговорил несколько писклявым голосом:

– Право, Миша… Что на тебя нашло? Девушка интересуется историей, и это похвально. Не часто в наше время… – И тут же сам себя одернул, смущенно улыбаясь: – Впрочем… Теперь и я болтаю всякую чушь… Простите, ради Бога. Позвольте представиться: Аникеев Константин Алексеевич, можно – просто Костя. Кандидат исторических наук. А этого весельчака зовут Волков Михаил Игнатьевич, аспирант того же института.

Я про себя хмыкнула. И здесь «волк». Надо же было найти мне такое сравнение! А «весельчак» добавил с шутовским поклоном:

– …Можно просто – Михаил.

Я чуть не закатила глаза от досадного недоверия. Меня что, совсем идиоткой тут считают?! Вот уж на кого этот «Михаил» был меньше всего похож, так это на аспиранта вообще какого-либо института! Но вовремя опомнилась и нацепила на физиономию прилично-нейтральное выражение. И, разумеется, вслух, по причине хорошего воспитания, выражать свое сомнение не стала. Пускай, будет аспирант… Собственно, мне-то какое дело? Я приступила сразу к расспросам, опасаясь, что скоро вернется отец Андрей, а я так ничего и не успею узнать. А узнать очень хотелось. Уж больно меня монах заинтриговал своим сообщением.

– А скажите… Константин, над чем вы здесь работаете? Отец Андрей сказал, что здесь, в подвалах монастыря, они какую-то удивительно древнюю библиотеку обнаружили? И каких она времен? Кому принадлежала? Вы работаете с ней?

Лохматый аж покраснел от удовольствия. Видимо, эта тема его очень волновала, и мой интерес к ней ему льстил. Возникновение румянца на его лице приписывать смущению из-за моей дивной красоты я не стала. Не напоминал мне этот «книжный червь» (в отличие от своего товарища) ценителя милых женских мордашек. Набрав в грудь побольше воздуха, он спросил:

– Вы что-нибудь слыхали о «Голубиной книге»?

Я, чуть вскинув бровь, спросила:

– Это, которая считается русским духовным стихом, которую отвергала Христианская церковь?

Константин, видимо, не ожидая от меня таких познаний в данном вопросе, так обрадованно закивал головой, что я даже начала опасаться, кабы не оторвалась она при таком активном движении с его тоненькой шеи. Обошлось. Он расплылся в улыбке и затараторил, глотая окончания:

– Именно!!! Ее датируют концом пятнадцатого века. Она написана в форме вопросов-ответов на такие темы, как, ни много ни мало, сведения о происхождении мира, людей, сословий… В общем… Вы совершенно правы!!! – Он заговорил, чуть понизив голос, оглядываясь при этом по сторонам: – Она опровергала многие Христианские догмы… Потому и была запрещена церковью! – Не иначе, как от волнения, что он решился высказать такую крамольную мысль в стенах святого монастыря, Костя стянул с носа очки и кинулся их протирать бесхитростно краем своей чуток помятой клетчатой рубашки навыпуск.