Томас коснулся руки отца:

– Пора домой ехать.

– Хорошо, – кивнул тот, вздохнул, погладил еще раз надпись, выбитую на надгробном памятнике, и опять кивнул, уже жене:

– Пока, Марта. До следующей встречи. На какое-то время глаза его стали ясными, без признаков надвигающейся болезни.

В День поминовения усопших Томас с отцом каждый год спешили к матери. Наверное, и она готовится к встрече с мужем и сыном, думает о том, что сказать, о чем спросить. Готовится где-то там, в неизвестных заоблачных краях, откуда ей все видно.

Отец выкладывал ей новости:

– Томас не женился, купили лошадь, кухарка хорошая, вкусно готовит. Скоро встретимся с тобой, устал я один.

Они тихо уходили с кладбища по ухоженным дорожкам, не оглядываясь, оставляя за спиной мир, откуда никто не возвращался.

У центральных ворот Томас уступил место женщине с детьми. Сделал шаг в сторону и удивился: перед ним стояла худосочная, Господи, как же ее зовут? Кажется, Синди. Грустная, взглянула на него удивленно, без обычного задора. Огромные зеленые глаза похожи на два озера.

– Добрый день, Синди!

– Добрый день! Девочки, поздоровайтесь с Томасом, это мой коллега.

Девочки рядом с ней, вопросительно посмотрев на мать, поздоровались. Старшая окинула его подозрительным взглядом, а младшая стеснительно улыбнулась и спряталась за спину сестры.

В ответ ему пришлось представить отца, который улыбнулся ей и стал рассказывать, что на этом кладбище похоронена его жена, мать Томаса, что они приезжают сюда каждый год, что очень тоскуют по ней, но делать нечего. Окончив свой печальный монолог, вопросительно посмотрел на Синди:

– А вы к кому?

– Мой муж похоронен здесь рядом со своим отцом. Сами живем на побережье.

– Далеко вам добираться, – посочувствовал отец и обратился к Томасу с упреком: – Коллега издалека, почему не приглашаешь в дом?

– Нет, нет, – поспешно перебила его Синди, – нам ехать далеко, завтра рабочий день, и девочкам надо готовиться к школе.

– И то правда. Нам, пенсионерам, не понять, что надо куда-то торопиться, забыли про работу, – отец развел руками.

Пока отец обменивался любезными фразами с Синди, Томас во все глаза рассматривал ее и спрашивал себя, почему она казалась ему неприятной особой? Худенькая фигурка была словно слепленной умелым скульптором: крепкая грудь, узкая талия плавно переходила в бедра; выразительные черты лица, огромные зеленые глаза, более чем утонченные полные губы и изгиб шеи. На минуту она поднесла руки к вискам, будто ее одолевала мигрень, потом улыбнулась и попрощалась с ними. Он удивился, какие у Синди взрослые дочери. Как будто три сестры стояли рядом. Да, бедная женщина работала на износ, а он выделывался.

В понедельник Томас сидел на рабочем месте и ждал, когда заявится худосочная, потом одернул себя: Синди. По привычке посмотрел на часы, придвинул лист бумаги с ручкой и принялся рисовать, не прерывая линию. Когда силуэт Леди стал законченным, поставил точку. Потом опять начал тянуть другую линию: получилась скрюченная страшная особа, без женских выпуклостей; на принадлежность к полу указывала лишь взметнувшаяся копна волос, похожая на гриву его лошади. Раздался стук в дверь. Томас быстро перевернул свое художество обратной стороной.

– Входите, – ответил он, уже зная по стуку каблучков, кто покажется в дверях.

– Доброе утро! У меня появились вопросы, не смогла сама разобраться.

– Слушаю, – буркнул он по привычке, не поднимая головы.

Томас отвечал на вопросы, удивляясь ее проницательности. «Толковая, – подумал он впервые с уважением. – Мозги неплохие, видать, в извилине не одна прямая линия».