Щёлкнули синтезирующие захваты, руки слились воедино с одним из наружных аппаратов управления главного процессора, и Двар поплыл по информационным просторам. Будто ртуть по желобам, нацеленно, но неповоротливо, потекла информация, четкая, открытая, но без возможности кардинального прорыва, который обычно сулил неясный, но многогранный совет Грифа. Вокруг, в полумраке библиотеки были десятки, сотни таких же техно, как и он, жаждущих раскрытия всех секретов Вселенной, и главное, что такое есть Куб, и что такое душа.

Двар окунулся в привычную для себя атмосферу: тут и там непрестанно пощелкивало, попискивало в такт мерцаниям зрачков-индикаторов посетителей библиотеки, некоторые объединялись в группы и действовали сообща, что-то обсуждая, настолько оживленно, что временами мозговой штурм пересекал границу дозволенной эмоциональности.

Через четыре научных отсека справа от Двара разгорался спор. Этим термином в библиотеке Грифа назывался особый коллективный соревновательный способ открытия новых изобретений или теоретических догм. Метод действовал по принципу атомной бомбардировки и был одним из самых успешных, разумеется, после дискуссий с мудрейшим из техно.

Двар заинтересовался озвученной в споре темой, и вскоре стал активным наблюдателем, впитывая озвученные мегабайты информации на свой жесткий диск, не забывая анализировать всеми тремя полушариями мозга.

Центральную позицию занимал Кнаф, медленно проговаривая основные тезисы, которые должны были стать основой вырастающего из разрозненных обрывков знаний монументального открытия, в будущем также перешедшего в разряд очевидного и познанного. Уровень за уровнем, ступень за ступенью в бескрайнюю высь.

– Куб и Хаос – шар. Шар покоится в вечности и на краю неразумного и беззвездного сущего. Все происходящее ранее произойдет вновь. Умение вспомнить – есть не открытие, но естественный и неотвратимый повтор. Вселенная живет. Ее центр – двойной жизнью. Материя соткана из наронейронов и разбросана по Вселенной.

Кнаф продолжал отчеканивать крепкие, как сталь догмы, а окружившие его трое техно облепляли эти истины взятыми из закромов библиотечной базы данных наводящими теоремами и законами, доказанными полностью и находящимися под сомнением:

– Изначально техно были полностью из плоти и крови. Развитию нет предела.

– Параллельность двух прямых на всем протяжении истинна, до внедрения возмущающего фактора.

– Обособленность, отрешенность повышает коэффициент полезного действия на сорок процентов.

– Математический доф пропорционален минимальной единице квазиса.

– Количество единиц притяжения и плотность атмосфер внутри шаровой Вселенной уникальны и позволяют сохранять био, техно и люме баланс, предположительно с целью выполнения единственной миссии.

– Космический свет насыщен нейроимпульсными вспышками в пропорции пятьсот к одному квадратному децибелу на метр.

С каждым новым тезисом речь Кнафа и его соратников замедлялась, в то время как частота моргания его глаз-светодиодов усилилась настолько, что свет из них вырывался уже почти непрерывно, освещая библиотеку, словно маяк. Это было озарение, в прямом и переносном смысле.

– О, чистое знание! – воскликнул он наконец, перебив своих соратников по спору. – Происхождение Куба метафизично!

Все в зале в едином порыве закрыли глаза, погрузив библиотеку в священный полумрак, а когда открыли, ответом на последние слова было чудесное совпадение, а может, знак.

На металлический панцирь Куба сверху вниз сползал вездесущий густой туман, по которому техно топтались, не придавая значения. Каждое утро и каждый вечер одно и то же явление, подъём и спуск. Ничего необычного, просто наступает ночь. Но это на первый взгляд. Возможно, в этом заключалось нечто особенное, недоступное обыденному пониманию.