Когда проезжали мимо старой заправки, Михалыч заметил, что местная проститутка, как обычно, расхаживает из стороны в сторону на привычном месте, обеспечивая своему бизнесу необходимый маркетинг. Проститутка трудилась пятидневками по восемь часов, строго соблюдая трудовой кодекс, а рядом в белом «шевроле» ее караулил какой-то мужчина. Михалычу не хотелось в это верить, но похоже, это был ее муж. Этот муж между делом замерял какой-то хреновиной скорость машин, водители которых пренебрегали его барышней. Зарабатывая со штрафов за превышение, в убытке он никогда не оставался – словом, издалека было видно, что это безнадежное говно, а не человек.
Так вот однажды, когда Михалыч летел на своей «Витаре» за свежим хлебом, он заметил черный «Лендкрузер двести» со знакомыми номерами, который был аккуратно припаркован на том самом месте. Проститутки при этом не было видно, однако сутенерская «Шевроле» белела на обочине, как обычно, и радар бликовал на крыше. По обстановке выходило, что идет обслуживание клиента. Михалыч проехал мимо, превысив от растерянности скорость. Тогда от увиденного старик впал в задумчивость и вечером долго не мог заснуть. Он трудился понять, отчего открывшееся вызвало в нем такие тяжелые чувства. Больше всего было неясно, для чего Зимину, женатому человеку, человеку с пусть заплесневелой, но известностью, по местным меркам, человеку при деньгах, пользоваться услугами придорожной шаболды. Справедливо будет сказать, что разговаривать Михалычу с зятем после этого случая стало сложнее. Сейчас вот они благополучно проехали мимо того местечка, и тесть покосился на Зимина. Тот и бровью не повел, докурил наконец сигарету, швырнул окурок и закрыл окно.
Было не так, чтобы очень жарко, но дети под мостом шумно купались в ручье и мыли гуся. Гусь отчаянно сопротивлялся: вил змеиную шею и щипал обидчиков персиковым клювом. Дети смеялись, они были сильнее.
Припарковались возле магазина, и дед тут же исчез внутри красного строения. Зимин тоже вышел из машины, бессознательно опять закурил и начал глазеть по сторонам с туристическим любопытством. Он редко выбирался из дому и чуть одичал. Бром выпущен из машины не был, так как плохо вел себя на людях, однако внимательно следил за хозяином с заднего сиденья, так как считал себя ответственным за безопасность всех членов семьи.
Зимин осматривался по кругу, по часовой. Подростки катались на электросамокатах и на полном ходу ели мороженное, шоколадное на палочке. Женщины с тяжелыми продуктовыми пакетами, сталкиваясь друг с другом по знакомству, долго болтали о чем-то невыносимо мещанском, до Зимина долетало что-то про гречу. Мужчин видно не было, но какие-то мужские звуки доносились со стороны руин старого завода царской еще постройки. Лязг, скрип, треск. Вывеска рядом объясняла, что там варят садовые беседки и могильные ограды, и варят недорого. У них же на заборе баллончиком было написано: «Извините, но все-таки хуй». Слева от магазина маленькая бабушка с коричневым, крепко сморщенным лицом продавала грибы кучками, белые и подберезовики. Продавала дорого. Зимин про себя подметил, что грибы в лесу имеются, что называется «пошли грибы», и это его наблюдение вполне можно считать роковым. Наконец, на самом магазине, рядом с плакатом о наборе контрактников, он заметил свежий баннер, красочный холст с люверсами. На баннере был напечатан исторический экскурс о том, откуда есть пошли Малые Колтуны – в честь шестисотлетия поселка, которое с шумом отпраздновали в одно из воскресений июля. С шашлыком в городском парке, с тиром и концертом группы «Рок-полуострова». Зимин не ходил.