По молодости худой, как греческий мальчик, за последние годы Зимин растолстел. До поры он ничуть не страдал от этого, но вот однажды, это было в гостях у каких-то Светланиных друзей, прогрессивных москвичей, закопченных в солярии… В общем, в такой неуютной обстановке Зимин провел рукой по затылку, обнаружил там складочку и очень испугался. Но после нескольких проваленных диет, попытки похудеть Зимин бросил. Складочки, а их было уже две, больше не пугали его. Одним прекрасным утром он с удивительным облегчением сделал открытие: ему все равно, как он выглядит. И жене Светлане тоже все равно, как он выглядит. Эти два тезиса и определили облик Зимина на момент исчезновения.

Когда он вышел наконец в гостинную, Михалыч вовсю варил кофе в гейзерной кофеварке. Такс Бром сидел на диване и, кажется, присноравливался опять спать.

– Светка не звонила? – спросил тогда тесть. Михалыч почему-то чувствовал вину за то, что его дочь не очень хочет жить с Зиминым. Совершенно напрасно, потому что от постоянного их сожительства Света могла бы однажды и полоснуть Зимина кухонным, допустим, ножом. Зимин был невыносим. Или, не будем судить однобоко, Зимин мог бы придушить Светика гипоаллергенной подушкой – страсть между ними с годами только крепла. По молодости эту особенность их совместной жизни было трудно заметить из-за кочевой жизни рок-музыканта. Тесть же был, что называется, старой формации, из тех, что спят с женой в одной постели, пока кому-то из них не станет в этой постели просторнее.

Старик нравился Зимину, они ладили. Тесть всегда, особо не вникая в суть, торопился принять сторону зятя, если становился свидетелем споров в молодой семье. Зимин же, в свою очередь, как мог прикрывал старика от тещи, когда это было актуально. К тому же Михалыч ценил настоящее кино, что для Зимина было крайне важно. Мы помним, как после просмотра «Рублева» они, набрав в себя вина обильно, шумно спорили, оправдано ли было губить на съемках несчастную лошаденку, сброшенную со стены Суздальского кремля. Старик считал такое недопустимым, называл режиссера нервной сукой. Зимин же громко смеялся и разливал красное сухое, доставая взамен порожних бутылок новые, как фокусник, откуда-то из-за спины.

Зять и тесть жили как отец с сыном, любо дорого посмотреть. За одним забором на одном участке земли, который Зимин купил лет двадцать назад. Паша «Зима» тут родился, вот и прикупил по случаю за счет денежных излишек в особо сытый год. Ты случайно не ходил с Зиминым в одну школу? Мало ли. Приятно, знаешь, прикатить в родные места знаменитым и немножко богатым, сердце стучит не меньше, чем на сцене в «Олимпийском». Купил да уехал. Участок сильно зарос к тому времени, когда Зимины наконец собрались построить тут два дома. Расчищали бульдозером. Организацией стройки занимались жена с тестем, и немного теща. Зимин в те времена гастролировал или лежал в наркологических клиниках.

Один дом был построен для молодых, другой – для ее родителей. Прекрасный общий сад и никаких тебе грядок. Туи, пихты, гравийные дорожки, фонари и легкомысленные лавочки а-ля Петергоф. Вон там тихо текла Волга, а вот тут шумел, шумит и шуметь будет замечательный сказочный лес, в котором Зимин первого августа… ну ты знаешь. Один дом пустовал, пока десять лет назад Паша не приехал сюда, как думал, на недельку. Это случилось после того громкого скандала, той омерзительной драки с басистом и последующего распада группы. Теща умерла этой зимой, как мы уже говорили, и тесть остался в одиночестве. Честно говоря, да простит нас Алия Вагизовна, после ее смерти Михалыч помолодел и меньше стал сутулиться. Бонусом у него открылся поэтический дар, и старик с юношеским волнением читал стихи Зимину, видимо, полагая того экспертом. Зимин был великодушен.