Приведем факты.
16-я армия под командованием М.Ф. Лукина получила приказ на передислокацию из Забайкалья 25 мая 1941 года. Но договор о ненападении с Японией был подписан 13 апреля, после чего надобность в Забайкальской группировке – 16-й армии и 5-м мехкорпусе – отпала. Однако Генштаб тянул больше месяца. В результате, сильная армия и мехкорпус с 1 тысячью танками прибыли на Украину лишь после начала войны.
19-я армия И.С. Конева перебрасывалась из Северо-Кавказского военного округа. До Украины – путь намного ближе, чем из Забайкалья. Но приказ Коневу о формировании армии из частей округа был вручен лишь 29 мая. Армия к началу боевых действий также не успела.
Точно с таким же расчетом – не успеть и подставиться – получили приказы о выдвижении войска других внутренних военных округов. Большинство – 13-4 июня, когда было заведомо ясно – им не успеть!
У вновь прибывающих частей не было времени ни ознакомиться с театром боевых действий, ни наладить координацию с местными войсками. Они были обречены вступать в бой кусочками, подобно поступлению мяса в мясорубку: пехота отдельно, артиллерия отдельно, танки – сходу, прямо с железнодорожных платформ, если, конечно, их авиация противника не разбомбит, связь – как выйдет, тылы – как получится, работа штабов – как сумеют.
Полное сосредоточение войск так называемого второго стратегического эшелона планировалось закончить к 10 июля! Но почему не на месяц раньше? Ведь когда Жуков с Тимошенко писали проект директивы о превентивном ударе, они должны были исходить из того, что дивизии внутренних округов, хотя бы основная часть, должны успеть к началу операции. Не хватало вагонов и паровозов? Тогда зачем было огород городить с проектом превентивного удара? И главное, переброска дивизий резерва была заложена в октябрьском плане 1940 года о стратегическом развертывании главных сил Красной Армии в пункте 4! (Об этом плане ниже). Так почему эти дивизии перебрасывались едва ли ни импровизационно и в самый последний момент? К тому же в любом случае, можно было обоснованно предположить, что Гитлер и германское командование будут стремиться начать боевые действия не в середине лета, а в начале его. Воевать в октябрьскую распутицу или в ноябрьские холода не с руки, а два-три летних месяца маловато для решительной победы. Четыре месяца – с июня по сентябрь – минимальный вариант. К нему и надо было, по логике, готовиться.
Так ведь Сталине не знал.., не догадывался.., верил в договор о не нападении, скажут привыкшие к расхожим объяснениям читатели. Или наоборот, что сверхагрессивному Сталину приспичило именно в 1941 году, причем в июле месяце, ни раньше и ни позже, поработить бедную старушку Европу, и он так увлекся (несмотря на предостережения Жукова и Тимошенко), что забыл о мерах предосторожности, скажут поклонники более модной «теории». Эти аргументы не проходят. Им противоречит элементарный политический анализ, которым, разумеется, владел такой опытный и умный политик как Сталин.
Зададимся вопросом, почему Гитлер уже в июле 1940 года объявил своим генералам о необходимости войны с Советским Союзом и отдал приказ готовить план нападения, который утвердил в декабре того же года? По одной простой причине: после разгрома Франции такая война стала неизбежной, даже если бы Англия согласилась подписать мирный договор с Германией. Гитлер очень надеялся на такой вариант западной кампании, остановив свои танки под Дюнкерком, дав возможность английским войскам спасти свою честь, эвакуировавшись на родину. Не получилось. «Джентльменскому шагу» Гитлера англичане не умилились, а проигнорировали. Бомбардировки Англии также не принудили ее к миру. Вторгаться на Британские острова Вермахт не мог не только из-за отсутствия надлежащего количества десантных судов и сил обеспечения на море, но и из-за угрозы удара Красной Армии с тыла.