Предвидя возможное обледенение во время плавания в Антарктике, руководители экспедиции позаботились о том, чтобы ещё в Севастополе для нас был изготовлен специальный инструмент для быстрого скалывания льда. А если такой инструмент есть, тогда уже с большей уверенностью можно было надеяться только на самих себя, свою силу и выносливость.

Не исключалась и другая опасность – встреча со «щенком». Дело в том, что для мореплавания в Антарктике опасны не столько айсберги, сколько эти самые «щенки». Айсберг, даже небольшой величины, чётко высвечивается на экране радиолокатора своей надводной частью или на экране гидролокатора своей подводной частью уже на значительном расстоянии. В конце концов, в светлое время суток его можно увидеть за много миль в бинокль. «Щенок», на сленге полярников, это отколовшаяся от айсберга мало возвышающаяся над водой многотонная глыба льда, не обнаруживаемая никакими приборами и в плохую погоду не видимая в бинокли. Встреча со «щенком» – это гарантированная пробоина в корпусе судна, особенно, если это судно не ледокол.

Поэтому уже при входе в сороковые широты у нас на «Владимирском» начались интенсивные тренировки по борьбе за живучесть. Вначале люди вздрагивали, когда по судну раздавался сигнал аварийной тревоги. Звучали колокола громкого боя и по общесудовой трансляции старший помощник командира капитан 3 ранга Александр Геннадьевич Кудинов возвещал: «Пробоина в районе двадцать третьего шпангоута! Ниже ватерлинии! Носовой аварийной партии приступить к заделыванию пробоины».

Матросы аварийных партий, возглавляемые старшим боцманом Владленом Павловичем Парфёновым и боцманом Николаем Паркаловым, сломя голову неслись в нос судна, на ходу прихватывая клинья, брусья, раздвижные упоры, кувалды – всё, что необходимо для заделывания пробоин. С нижних палуб доносились топот бегущих ног, громыхание аварийного инструмента, громкие команды, доклады и… соответствующий случаю военно-морской мат как признак того, что работы по заделыванию пробоины вступают в свою решающую фазу.

Но наступали моменты, когда мы в своих офицерских каютах переставали быть лишь свидетелями происходящего, а становились его участниками. Тогда команда старпома касалась каждого из нас независимо от времени суток: «…Членам экипажа и экспедиции четвёртой и пятой палуб покинуть помещения! В индивидуальных спасательных средствах прибыть на шлюпочную палубу! Занять свои штатные места в плавсредствах!» И мы с Родинкой за секунды облачались в свою рабочую форму, спасательные жилеты и мчались на шлюпочную палубу к своему штатному баркасу, который уже висел на кран-балках, готовый к спуску за борт, прыгали в него, занимая заранее отведённые каждому из нас индивидуальные места.

«Адмирал Владимирский» имел на своём борту три гидрографических катера, оборудованных довольно вместительными каютами, один рабочий катер открытого типа и четыре моторных баркаса, каждый из которых мог вместить до 50 человек. Кроме того, на шлюпочных палубах находились похожие на небольшие бочонки спасательные плоты. Чтобы их спустить на воду, не требовалось применяемых для других плавсредств кран-балок с электрическими лебёдками. Достаточно нажать на педаль, находящуюся под «бочонком», как он выстреливался за борт. Ещё находясь в воздухе, он, как грецкий орех, раскалывался напополам, при этом открывался клапан газового баллона, и за 30 секунд плоский плот вырастал до размеров маленького спасательного островка, на котором могли разместиться 12 человек.

К тому же каждому из нас был выдан пробковый нагрудник, который необходимо было всегда держать наготове. Такой нагрудник имеет специальный подголовник, не позволяющий за бортом в воде захлебнуться даже потерявшему сознание, и светящуюся лампочку с блоком питания для обнаружения ночью на поверхности моря. Кроме того, мы получили по сигнальному патрону и брикету пищевого концентрата, который мог поддерживать силы оказавшегося наедине с океаном человека почти две недели.