–Мне расскажут, что происходит или стоит просто постоять и помолчать? – первым заговорил Лев, разглядывая настенные грамоты.

–Второй вариант, будь так любезен, – слащавым и журчащим, словно кипяток в чайнике, голосом отвечала женщина. – Через минуту сюда придёт господин Миджентолли, и ты всё услышишь от него.

–Ладно, – без дальнейших расспросов подчинился Лев.

Когда он заходил на третий круг осмотра интерьера, разъедая его глазами, то вдруг переключился на женщину, хотя до этого обещал себе не пялиться. На вид ей можно было дать лет сорок. Объективная оценка внешности была невозможна, ведь всё лицо дамы было перемулевано, разукрашено, будто тут недоброкачественно поработал маляр-криворучка. Белые кусочки то и дело отрывались от сильно запудренного лица, как старая штукатурка от потолка, и падали на воротнички. Над глазами цвета чёрной маслины, подведёнными чёрным углём, сильно нависали веки. Создавалось впечатление, что эта женщина не умеет радоваться и всех подозревает в каких-то злодеяниях. Это подтверждал ещё и вздёрнутый длинноватый нос, с вечно сжимающимися и разжимающимися ноздрями, будто она всё время что-то вынюхивала. Правый уголок её узких губ, со смазанной красной помадой и с множеством морщинок, постоянно дёргался. Может, это был нервный тик. Большие пышные груди, постоянно норовившие вывалиться из декольте в комплекте с маленьким ростом делали из женщины одну таких дам, которых называют «помпушечками, у которых есть, что пощупать».

Ровно через минуту, как и говорила эта женщина, вошёл нелепой походкой, как у полуслепого медвежонка, коротенький мужчина. Да он весь был, как мишка. Пухлые щёчки, пузико, ручки и ножки. Маленькие чёрные глазки, видневшиеся из-под низкой надбровной дуги. Крошечный, вечно приоткрытый рот, как у младенца; некрасивый нос кнопкой; гладко выбритая и отполированная голова. Всё это делало господина Миджентолли абсолютно непривлекательным, можно даже сказать, страшненьким.

–Здрасте-здрасте, – запыхавшимся голосом произнёс он. – Очень извиняюсь за задержку, но как говорится, бандитов много, а я один, хех!

Господин Миджентолли скривился, пытаясь выдать улыбку, и посмотрел на женщину. Говорят, когда в компании людей кто-то шутит, ну или пытается это делать, то после смотрит на реакцию того человека, который ему симпатичен или нравится. Лев, с еле заметной ухмылкой, наблюдал за тщетными попытками Миджентолли показаться забавным.

–Ладно, поскорее начнём, а значит, поскорее закончим, – произнёс он, достал из ящика стола какую-то бумагу и начал зачитывать её вслух. – Заявление на имя Клиндентара Миджентолли, то есть на меня, хех, потешно это, но продолжим. «Я, Петрониша Квинтерштирт из рода славного Рентара Квинтерштирта II, наследника родового имения подле Мермотиганских гор, официально прошу выпустить на свободу моего единственного сына, а по совместительству кровного наследника всего моего состояния, Леонеса Квинтерштирта, сына Стриканта Хромбо из рода славного Калевара Хромбо, и внука славного Рентара Квинтерштирта II». Ох, язык поломаешь, пока все эти полные официальные имена зачитаешь.

–У вас отлично получается, господин, – с наигранной любезностью произнесла женщина.

–Спасибо, – учтиво отвечал Миджентолли. – Так вот, «Я передаю сумму денег, в размере двух тысяч пендзе, официальной монеты нашего великого государства Брондура. Изъявляю желание, чтобы эти деньги пошли на улучшение условий жизни наших мужественных воинов, за тем, чтобы такие негодники и сумасброды, как мой сын, Леонес Квинтерштирт, с рвением стремились попасть в армию, а после на войну, отдавать долг родине». Все верно, госпожа Квинтерштирт?