– Мы так и предполагали. Вы достойны, леди Тана.

– Вы узнали о том, что произошло, даже быстрее, чем мы надеялись.

– Мы довольны вами.

Унисон голосов Хранителей ещё больше вывел Тану из себя. Её ярость была подобна свирепой песчаной буре или гигантской безжалостной волне, встающей до самых небес во время шторма на океане – пленительно, завораживающе, красиво, убийственно.

– Ах, вот как! Зато я недовольна вами! – горячо выпалила она, сжимая кулаки, её щёки пылали. – Это что же, проверка?! Эксперимент?! Ли вам не игрушка и не подопытный материал! Вы не можете поступать с нами так, будто наши тела, души, мысли и желания принадлежат вам!

Даже не презрительный, а великодушно-снисходительный смех Хранителей гулким рокотом вознёсся к потолку. Они настолько не сомневались в своём праве, что укол Таны даже не заметили.

– Но так и есть. Кто вы без нас?

– Беспомощные сосуды, лишённые цели и смысла бытия. Прах, в который обязан возвратиться любой, чья полезность исчерпана.

– Ли стал лишним звеном в нашей схеме, и мы избавились от него.

– Забудь об этом юноше. Мы дадим тебе партнёра куда совершеннее.

– Ошибаетесь! Я сама могу разобраться, кто им станет! И я верну Ли, чего бы мне это ни стоило!

Зеркальная волна захлестнула одного из Хранителей – бывших мужчин. Он закричал и развоплотился.

– Сопротивление бесполезно, – терпеливо, но строго и серьёзно, будто общаясь с ломающим стулья и бьющим тарелки ребёнком, сказала Хранительница, выступавшая в роли парного Крыла этого неудачника, ничуть не впечатлённая произошедшим.

– А вот я так не считаю! – Тана, всё ещё скрытая в зеркальных глубинах, мелькнула ненадолго, чтобы указать на неё рукой.

Копья, подобные ожившей, разумной амальгаме, пронзили женщину насквозь, воткнувшись в живот снизу вверх, а выйдя из спины между лопатками и из плечей.

– Вы уязвимы! – торжествующе заявила Тана, широко улыбаясь.

– Уверена?

Кто-то вцепился в её запястье и выволок наружу из укрытия, разрушив мнимое ощущение безопасности Таны. Кто-то?! Нет, тот самый мужчина, на короткое время избравший свою человеческую ипостась – так удобнее было выудить Тану из её личного магического пространства! Он не погиб! Ловко и умело разыгранный спектакль заставил Тану забыть, с кем она имеет дело. Неужели они пытались внушить ей веру в близкую победу, чтобы она расслабилась и допустила ошибку?! С этих мерзавцев станется!

– Эти тела трудно повредить, – мягко проговорил он и, продолжая держать её, второй рукой погладил по голове.

– К сожалению, мы не готовы проигнорировать и оставить без наказания подобное поведение, – добавила его напарница, во мгновение ока избавляясь от зеркальных кольев Таны и заживляя раны. Она сделала это демонстративно, глумясь над поверженной пленницей.

– Твои воспоминания подлежат уничтожению. Все, кроме тех, что связаны с великолепными боевыми навыками.

– Нужно ещё оставить детство. Нам ведь недосуг нянчиться с младенцем во взрослом теле, верно? – вставил голос совсем юного паренька. Подросток? И такой же циничный, как старшие?

– Кроме того, я предлагаю корректировку характера, – продолжал уже иной женский голос.

– Принято.

– Нет! – Тана рванулась, но это не помогло.

Двое Хранителей обволокли её янтарным сиянием, подняли и понесли прочь.

– За… Чем? За что? – еле шевелящимися губами пролепетала Тана, уже теряя сознание, не рассчитывая, что её услышат.

Но в ответ на эти слова одна из Хранительниц погладила её по щеке.

– У тебя сильное чувство справедливости, не так ли, милая? Вернее, того, что ты принимаешь за неё… Когда ты видишь, что кому-то больно и плохо, ты хочешь защитить этого человека, бороться за его благополучие, если сам он постоять за себя не может… Правильно? Ты не принимаешь в расчёт то, что он может нести заслуженное наказание. Или быть невинным, но мешать на пути осуществления куда более грандиозных планов. Жертвовать кем-то, конечно же, всегда печально, и вполне вероятно, что искупления такому нет, но этот грех можно принять на себя, если он осчастливит неизмеримо большее количество душ и сердец, чем те, кому придётся причинить страдания… Зная, что наш труд необходим, мы готовы пойти на крайние меры. Твой друг был хорош, но он мешал нам.