Крашенные алым лаком ногти медленно сомкнулись на другом пакете с орехами и унесли его.

Только позднее Масклин осознал, что женщина, раздававшая еду, не могла его видеть. Она просто нагнулась и протянула руку к полке, где, как она знала, лежали орехи. Она и не подозревала о том, что среди орехов притаился ном.

Но все это он сообразил потом. А в тот миг, когда человеческая рука почти коснулась его волос, его охватил безудержный страх. Разбежавшись, Масклин спрыгнул с тележки, перекатился по ковру и юркнул под ближайшее кресло.

Но ждать, пока восстановится дыхание, он не стал. Опыт научил его: останавливаться, чтобы отдышаться, опасно, не успеешь оглянуться – и ты уже попался. Он бежал от кресла к креслу, ловко лавируя между гигантскими ногами, сброшенными ботинками и туфлями, газетами и сумками. Бежал со скоростью, необычной даже для номов, превратившись в маленькое смутное пятнышко. Добежав до отверстия за занавеской, он, не останавливаясь, прыгнул в него.

– Орешек? – сказал Ангало. – На троих? Да тут и на один укус не хватит.

– Что же ты предлагаешь? – с горечью спросил Масклин. – Подойти к этой женщине, что раздает еду, и сказать, что тут в дыре прячутся три голодных человечка?

Ангало вытаращил на него глаза. К этому времени Масклин уже успел отдышаться, но его лицо было все еще багрового цвета.

– А почему бы и не попытаться? – сказал Ангало.

– Что?

– Представь себе, что ты человек. Ожидал бы ты увидеть номов в самолете?

– Нет, конечно…

– Бьюсь об заклад, ты бы просто глаза вытаращил, если бы вдруг их увидел!

– Уж не хочешь ли ты предложить, чтобы мы показались людям? – встревожился Гердер. – Ты же знаешь, мы никогда этого не делали.

– Я чуть было не попался сейчас, – сказал Масклин. – И у меня нет никакой охоты рисковать вновь.

– Стало быть, ты предпочитаешь умереть с голоду? На одном орехе мы недолго протянем.

Гердер жадно уставился на кусочек ореха в руке. Само собой, в Универсальном Магазине номам доводилось есть орехи. Во время Рождественской Ярмарки Продовольственный отдел просто ломился от еды, которой обычно не бывает в другие времена года. Орехи тогда шли у номов на десерт. Как закуска перед обедом, орехи, конечно, тоже недурны. Но ведь нужен и сам обед.

– И как мы поступим? – устало спросил он.

Одна из бортпроводниц снимала подносы с полки, когда что-то шевельнулось над ней. Медленно подняв голову, она увидела маленького черного человечка.

Он затыкал крошечными мизинцами свои ушки, угрожающе махал всеми остальными пальцами и высовывал язычок.

– Тррррр! – вопил Гердер.

Поднос с грохотом упал на пол. Женщина издала протяжный крик, оглушительный, точно сирена в тумане, поднесла руки ко рту и попятилась. Затем медленно, как спиленное дерево перед падением, повернулась и выбежала за занавеску.

Когда женщина вернулась с другой проводницей, человечек уже исчез.

А с ним и большая часть еды.

– Не помню, когда я в последний раз лакомился копченой лососинкой, – блаженно облизываясь, сказал Гердер.

Ангало, давясь, пробормотал что-то невнятное.

– Разве воспитанному ному пристало так есть лососину? – сурово произнес Гердер. – Разве пристало засовывать в рот кусок целиком и откусывать, что не влезло? Что подумали бы другие, если бы увидели тебя?

– Ждеш-шь… нннет… других, – промямлил Ангало с набитым ртом. – Только… ты… и… Машклин.

Масклин надрезал пакет с молоком; пакет был высотой почти с него самого.

– Неплохо, – сказал Гердер. – Натуральные продукты из пакетов и консервов. Уж с них-то не надо счищать грязь, как приходилось делать в каменоломне. К тому же здесь уютно и тепло. Лучший способ путешествовать. Никто из вас не хочет этой, с позволения сказать, – он неуверенно ткнул в блюдо, – еды?