Я уже пожаловалась друзьям, что в отчаянии, и рассказала, как чуть ли не силой заставила Уэстона мне помочь, и как он непонятно себя ведет, и в какой тупик меня загнало то, что мистер Брант потребовал отдать мою партию Райланду, и это на виду у всего оркестра!

– Ужасно интересно, как ты поладишь с Уэстоном, – сообщает Энди. – Этот парень такой странный.

– В каком смысле? – спрашивает Кристин. За нашим столиком она единственная девятиклассница, но мы ее принимаем, потому что она у нас в оркестре – гобой, всего один, и ее необходимо беречь и радовать. Гобой и так сложно встроить в оркестр, а если гобоист будет грустить за ланчем в одиночку, то тем более. – С виду он вроде нормальный.

– Он все время таскает эту кожанку. Ладно, кожанка сама по себе норм. Но в разгар лета?! Парень что, воображает себя Призраком Рокера или кем? Бред какой-то, – объясняет Энди, поедая йогурт. – Мы с ним занимались у одного и того же препода фортепиано, только в прошлом году Уэстон бросил. Могу подтвердить, что Уэстон жесть какой талантливый, но при этом до чертиков асоциальный. Так что парень реально странный.

– Точно, – подхватывает Лорен, и внутри у меня вспыхивает раздражение: она так охотно согласилась, а я готова поставить все содержимое своей копилки на то, что она ни разу с Уэстоном толком не разговаривала. – Давай лучше я тебе помогу? – Поворачивается ко мне. – Тебе же в общем не надо, чтобы он разучивал твою партию.

Уэстон Райан. Когда я сказала, что знаю его, то не хотела лгать. А получилось – солгала. На самом деле не знаю. Не так, как Лорен, или Энди, или кого угодно в школе. Уэстон похож на туман, который ранним утром стелется низко над полями, – он здесь, но никак не оседает.

Но все-таки я знаю достаточно. У меня есть несколько отрывочных воспоминаний – как вспышки – со времен первого года в старшей школе, до того как Уэстон уехал в Блум.

Вот он сидит в углу оркестрового зала и читает книгу – во время длинных летних репетиций. Вот Уэстон словно далекая планета на солнечной орбите, а солнце – это Рацио и Джонатан, те громко шутят и всегда готовы улыбнуться. Вот Уэстон не жалеет времени, чтобы поймать геккончика, который забрел в зал, где все шумно и суетливо собираются на футбольный матч, – и, сложив ладони ковшиком, бережно выносит его наружу, подальше от опасности.

Вот Уэстон после окончания финальной вторничной репетиции в прошлом году, стоит прислонившись к своему старому «форду-эксплореру» травянисто-зеленого цвета: кожаная куртка, длинные светлые волосы падают на лоб, когда он понуро опускает голову, а бледные длинные пальцы небрежно держат мобильник.

Я уезжала одной из последних, потому что в тот вечер была очередь моей группы убирать аппаратуру. Мне следовало тогда спросить его, что случилось, а я не спросила. Чтобы оказаться у машины, где меня ждала мама, надо было как раз пройти мимо Уэстона – но я ни слова ему не сказала.

Я знаю, что он не учился у нас в прошлом году из-за развода родителей, знаю, что год провел в ближайшем городке, Блуме, в школе, которая во всем наш конкурент, – и их оркестр тоже соперничает с нашим. Две недели назад в летнем музыкальном лагере ребята в шутку обзывали Уэстона предателем.

А он не смеялся.

Но, главное, я знаю, что все, за исключением Рацио и Джонатана, уверены: Уэстона надо терпеть или сторониться. Интересно, может, меня так мутит потому, что я знаю, твердо знаю: если бы только окружающим было известно, какие тени незримо нависают надо мной, хотя я каждый день прикидываюсь веселой и общительной, со мной бы тоже никто не дружил.