– Эй, Гераска, что стоишь? Проходи! – неожиданно раздался знакомый голос.

Из тяжелого густого полумрака к нему шагнул человек, и только тогда Гершон разглядел его лицо.

– Глеб? Вот это встреча!

Товарищи обнялись, и Глеб подвел Гершона к своим нарам.

– Располагайся, я подвинусь – тесновато здесь у нас, – Глеб сдвинул в сторону телогрейку, раскинутую на голых досках, и улыбнулся. – Зато коллектив дружный. Кстати, здесь и Лева сидит в соседней камере, увидишься с ним завтра, на работах. Скоро будет ужин, а ты пока познакомься с нашими товарищами.

Гершон подходил к каждым нарам, пожимая по очереди протянутые ему руки: Михаэль, анархист; Давид, анархист; Петр, анархист; Зиновий, анархист…..

Гершон не запомнил и половины имен, не разглядел как следует лиц, но внутри потеплело – он среди своих.

– Как здесь обстановка? – поинтересовался Гершон, возвращаясь на нары к Глебу. – Какие порядки?

Глеб не успел ничего ответить. Дверь в камеру распахнулась, и в проеме качнулась сутулая фигура охранника.

– Что притихли? – глумливо осклабилось изрытое оспинами лицо с заплывшими от пьянства глазами. – Жрать хотите?

Гершон поднялся с места и сделал несколько шагов по направлению к двери:

– Нас здесь четверо вновь поступивших. Нам еще не выдали кружки и ложки.

От удивления опухшую рожу охранника перекосило, и он громко рыгнул, источая вонючий перегар. Ухватившись за косяк двери, чтобы не упасть, заплетающимся языком он выговорил:

– Это кому тут зубы мешают?

Гершон сделал еще один шаг вперед:

– Руководство тюрьмы обязано обеспечивать заключенных посудой. Кстати, нам также полагаются одеяла и подушки.

Стоя спиной к нарам, Гершон не мог видеть, как напряглись лица людей, и все головы повернулись в его сторону. В камере повисла напряженная тишина.

– Вот, что тебе полагается! – прохрипел охранник.

Это был первый и последний раз, когда он расслабился, не ожидая удара. С этого момента и до последнего своего дня пребывания в Пертоминском концлагере Гершон постоянно оставался начеку. Даже по ночам, когда сознание камнем летело в тяжелый сон, его слух улавливал едва различимые звуки, а кожей он чувствовал малейшее колебание воздуха.

Сейчас же Гершон не успел увернуться. Пошатнувшись, он все же устоял на ногах. Вытирая струящуюся по лицу кровь, он пытался обрести равновесие, собирая силы для ответного удара. Его полный ненависти взгляд буквально прожигал охранника. И от этого взгляда тот вмиг протрезвел, инстинктивно почуяв опасного противника. Плохо слушающимися руками охранник вытащил из кобуры револьвер и направил его на заключенного. В тот же момент несколько человек обхватили Гершона сзади и оттащили в глубь камеры, удерживая в дальнем углу. Охранник постоял еще несколько мгновении, покачиваясь, не в состоянии найти цель, затем пальнул пару раз в потолок и убрал оружие. Камера с облегчением выдохнула.