Вот почему при составлении этой книги оказываются неизбежными критические сопоставления разнородных исторических архивных сведений и мемуарных показаний, из которых сами собой выступают характеристики государственной и общественной деятельности и поведения отдельных лиц и целых корпораций, причастных к событиям российской смуты.

Но противогосударственные поступки этих лиц, самоубийственное поведение правящего класса и всех, «работавших на сокрушение старого режима», конечно, рассматриваются здесь не с точки зрения статьи 102 Уголовного уложения и не с точки зрения Министерства внутренних дел, как обычно глумятся и порицают всякую неблагоприятную для них оценку политические сектанты из РДО[4] и Социалистического объединения, сами отличающиеся узкой нетерпимостью.

Эти дряхлеющие «деятели освободительного движения» и все взлелеянные ими революционные «достижения» получили двадцать лет тому назад меткую оценку в пророческих словах маститого старца-патриота А.С. Суворина, близко знавшего литературные и общественные круги нашей интеллигенции и хорошо осведомленного о том, что творилось в правительственных верхах.

Этот русский самородок-мемуарист, тоже из «интеллигентов 1860-х годов», в свое время переболевший радикализмом и либерализмом, конечно, вполне чужд был прокурорской или жандармской точке зрения.

Вот что записал в своем дневнике[5] знаменитый издатель «Нового времени» в июне – июле 1907 года:

31 мая

«Не Бог весть какой ум у г. Милюкова! Если бы он был у него, не то бы было. Когда он будет министром, наделает глупостей немало. Но это будет не при мне…

«Батюшка с гвоздикой – думские попы».

14 июня

«Народовластие по рецепту Руссо ведет к доктрине самой анархической и деспотической. Declaration des droits de I’homme – принципы общественного договора. Они ложны и вредны. Революция по английскому образцу или по немецкому, по системе Локка или Штейна, революция для устранения старого механизма, пришедшего в негодность, – единственно правильная. Франция пошла по принципам Руссо, привела к убийствам, к кровопролитиям, к империи и осталась верна Руссо: «Нам всего недостает, ни уважения к государству, ни уважения к личности». Тэн: «Свобода – вещь, навсегда непонятная французам».

Мы пошли по французскому образцу к социализму. Наша Дума – просто политический клуб, митинг, боящийся порицать террор, ибо Дума стремилась к всевластию Конвента, а Конвент был террористом. Дума занималась пропагандой революции и косвенно одобряла террор, а Конвент заседал сначала вне Думы, а во Второй Думе смело сел на скамьи Таврического дворца и стал руководить заговором против царя и самой Думы. Он хотел сделать переворот при помощи революционного войска. Какой-то Рубанович из Парижа распоряжается заговором…»

16 июня

В декабре 1905 года Витте опять меня позвал и опять стал внушать. Тут я переменил тон и прямо и резко сказал ему, что он ведет Россию к гибели, что он все распустил, никакой власти не обнаруживает, что он совсем не похож на прежнего властного Витте, который 10 лет управлял Россией. Тогда он встал и, совершенно изменив тон, сказал:

– Ну, я вам скажу то, чего не говорил своим министрам. Я решился действовать твердо и циркулярно сообщил губернаторам, чтобы они арестовывали и ссылали в Сибирь революционеров.

– Не поздно ли это? Удачно ли вы выбрали момент? Не обмануло ли вас ваше дарование?

– Не думаю… и пр.

Это было перед Московским восстанием. Я сидел у него часа два, далеко за полночь. Он трусил все время и думал, что все само собой обойдется. В этом году он сам признавался мне, что тогда «растерялся» и что о Совете рабочих депутатов узнал правду только после суда над ними.