АДМИНИСТРАТОР

(Заспанным голосом) Да…

ГАРИК

Девушка… Нельзя ли прогнать собаку?

АДМИНИСТРАТОР

Какую собаку?

ГАРИК

У меня под окном полночи лает собака. Мне завтра серьёзные дела делать. Не даёт спать…

АДМИНИСТРАТОР

(Зевает.) Это не наша собака.

ГАРИК

Ну и что теперь? Прогоните её. Или покормите… Или пристрелите… Невозможно заснуть.

АДМИНИСТРАТОР

Это не наша собака. Она приходит к соседям, хочет охранять. Как я её найду? Бог знает, где она лает!

Гарик беспомощно бросает трубку и заваливается в кровать. Собака всё лает и лает. Гарик даже прислушивается уже. И лай уже не раздражает его. Он становится даже слабее, а потом и вовсе пропадает. Видимо, собака уходит искать свою судьбу дальше. Гарик засыпает, но тут совершенно дико начинает кричать в холле гостиницы попугай. Гарик одевается и выходит в холл. Девушка спит на диванчике, свернувшись калачиком, как ребёнок, и поджав ноги, совершенно не замечая воплей попугая. Гарик задумчиво стоит над ней некоторое время, как бы не решаясь нарушить безмятежный сон ребёнка, потом всё же дотрагивается до её руки, подложенной под щёчку. Девушка мгновенно вскакивает и обалдело смотрит на него, не понимая спросонья, в чём дело.

ГАРИК

Девушка. Попугай орёт немыслимо. Я так не смогу поспать.

АДМИНИСТРАТОР

Попугай… Орёт. Ну а что же делать?

ГАРИК

Давайте ощипаем его и сварим суп…

АДМИНИСТРАТОР

Вы живодёр?

ГАРИК

Я спать хочу. Давай накроем его клетку чем-нибудь. Одеялом. Пусть он спит.

АДМИНИСТРАТОР

Какой вы беспокойный постоялец. То вам не так и это. Если б спать хотели, и так уснули бы.

ГАРИК

Да как уснуть?! Он орёт на всю округу.

АДМИНИСТРАТОР

(Встаёт с дивана, протирает глаза.) Ладно, попробую.

Она берёт плед и накрывает им клетку, попугай перестаёт горланить, но всё же недовольно ворчит в накрытой клетке. Гарик уходит в номер.

Он снова лежит без сна. Уже рассвет. Гарик подходит к открытому окну, смотрит на стоянку. За окном лёгкий туман наполняется гомоном проснувшихся птиц. Гарик снова ложится и наконец проваливается в сон. Его будят громкие голоса на стоянке. Кто-то орёт там с нерусским акцентом.

СТОРОЖ

Куда ты едешь, билядь?!

ВОДИТЕЛЬ

А что?

СТОРОЖ

Права давай!

ВОДИТЕЛЬ

Какой права?! (Раздаётся звук удара.)

СТОРОЖ

Я твоё всё ебал! Что ты наделал?

Слышится звук открывшихся дверей.

СТОРОЖ

Пиздец! Теперь что, ишак ты ёбанный?! Машину разбил. Твоё корыто не покроет даже одного её колеса… Вот горе. Где ты взялся, ашнак необррразованный!

Гарик вскакивает с постели, подбегает к окну, видит старую «копейку», въехавшую в крыло своей машины, и двух кавказцев, молодого и старого, стоящих рядом. «Вот и кончились понты, –

думает он. – Буду теперь ехать, как лох, на разбитой тачке. Нехороший знак». Он снова прыгает в постель. Ложится на бок и накрывает сверху ухо второй подушкой, чтоб не слышать пререкания и ругань на стоянке. Гарик вспомнил, как со своим другом Славиком тоже разбили чужую машину. Давным-давно. Это было давно. Вот и карма. Колесо сансары. Отсечка прошла. Очередная глупость в калейдоскопе ошибок оплачена. Гарик погрузился в воспоминания.

Он совсем молод. После армии он устроился в магазин на заводе рисоуборочных комбайнов помощником продавца. Страна катится к закату коммунизма. Правит Горбачёв. Перестройка, ускорение, хозрасчёт и прочее безумие. Магазин на территории завода. Завод поставляет в колхозы комбайны, в свою очередь колхозы поставляют для магазина Гарика овощи и фрукты по дешёвым ценам для рабочих завода. Дела идут неплохо. Гарик с утра берёт самосвал и едет за товаром с водителем в один из колхозов. Предварительно они берут кран и ездят по территории завода в поисках тяжёлого хлама. Наконец они находят бетонный блок, закидывают его краном в кузов. Это нужно для того, чтоб наебать по весу контролёров в хозяйстве. На дворе коммунизм. Всё вокруг колхозное, всё вокруг моё. Красть на производстве вполне нормально. Ненормально не красть. Как говорится, ты на работе не гость, спизди с работы хотя бы гвоздь. Вот самосвал уже на весах, контрольное взвешивание. Затем они отъезжают за околицу станицы и вываливают из кузова самосвала блок. Едут, грузятся под завязку ящиками с яблоками. Опять взвешивают машину. Весовщики опытные. Разница в весе несколько тонн. От жадности многовато кинули в кузов левого веса. Некоторое время они ругаются. Требуется выгрузить машину, снова взвесить и опять загрузить. Это никто не хочет делать. Считают по среднему. Плюс-минус километр. Всем всё по большому счёту по хуй. Всё бесхозное кругом. Гарик заезжает в город. Такое количество яблок на заводе на фиг не нужно. Гарик едет по овощным магазинам. Он уже знает всех директоров. Это в основном пожилые матёрые бабы с обесцвеченными высокими причёсками, все подобные и как штампованные. Гарик скидывает им две трети груза за полцены, получает наличные. Все хорошие продукты продаются на базаре задорого. В магазинах лежит непотребная полусгнившая гадость. Сам запах там отвратителен. Так и яблочки Гарика пойдут на базар. Остаток он привезёт в свой магазин, и там их будет продавать продавец Миша. Он старше Гарика лет на двадцать и уже прожжённый, законченный торгаш. Миша будет торговать, всех наёбывая и обвешивая, зашибая свою копейку. В итоге хорошо будет всем, кроме прямого начальства. Их начальник – Ляшов. Мужик с пышными, лоснящимися рыжими отвратительными усами, которыми явно гордится. Начальник коммерческого отдела завода. У него в подчинении Гарик и Миша и ещё невзрачный клерк, у которого есть собака с бородой, ризеншнауцер, по-моему, о которой тот говорит часами, и симпатичная девушка экономист. Эта девушка подарила Гарику кактус. С тех пор кактусы были у Гарика всегда. Они расплодились в немыслимом количестве и заняли весь дом. Причём сначала кактусы были, как и положено кактусам, толстые и колючие. Но со временем в них произошла трансформации. Наверное, у каждого хозяина они свои. Кактусы Гарика почему-то выросли все длинные, они вились и завивались подобно змеям и совершенно лишились иголок. Видимо, они были добры. Так текла жизнь Гарика в качестве помощника продавца, и всё было неплохо. Плохо было только их начальнику Ляшову. Он ишачил за зарплату и просто жопой чувствовал, что за его спиной творятся колоссальные, несметные афёры. Так и бывает. Красиво жить не запретишь, но помешать можно. Начальник Ляшов решил положить конец этой идиллии. Он вышел с инициативой к руководству завода и закрыл магазин. Миша уволился, а для Гарика открыли другой магазин. Это была блестящая идея Ляшова. Магазин неликвидов. Всё же в стране перестройка. А это хозрасчёт и самоокупаемость. Всё в духе времени. С тех пор Гарик сидел день напролёт один в магазине, всё пространство которого было завалено хламом: какими-то немыслимыми обрывками огромных цепей, брезентовых ремней с комбайнов, величиною в рост Гарика болтов и гаек. Само собой, в такой магазин не заходили люди. Зачем было покупать этот хлам, если его можно было набрать на любом производстве, да и вообще на свалке даром, да и даром-то он был не нужен никому. Гарик сидел там один в окружении хлама, курил, иногда выпивал и шлялся по заводу. Но начальник Ляшов старался скрупулёзно следить за ним, чтоб он не покидал рабочего места. А то вдруг покупатели нагрянут, а продать некому будет такое добро. К Гарику в магазин зачастил его друг, с которым он сошёлся после армии, Славик. Славик был идейный бездельник, но мог на себя навести ореол серьёзного предпринимателя, делового человека и даже таинственного. Он умно рассуждал обо всём. И начальник Ляшов к нему прислушивался, питая надежды стать причастным к чему-то великому. Славик часто отмазывал Гарика под видом перспективных начинаний, и они уёбывали с работы зависать. Отец Славика работал на Севере водителем и оставил сыну «жигули» одиннадцатой модели, на которой Славик беспечно рассекал сутками. В те времена наличие машины вызывало уважение. Как обычно, Гарик сидел в магазине среди хлама. К полудню, как следует выспавшись, к нему заехал Славик. Славика всегда мучили приступы смеха при виде товаров магазина. Он был в восторге от обрывков цепей, которые невозможно поднять, подшипников величиной с голову и прочего немыслимого хлама. Последнее время они повадились к художнику завода курить шмаль. Плановые быстро угадывают друг друга. Так и Гарик сошёлся на этой почве с художником. Перемены приходят быстро. До армии Гарик и Славик курили гашиш с полей. Это было или масло, которое тёрли с головок конопли, или пыль с сухих головок, которые собирали в тарелку. Но всё прошло. Поля конопли стояли, как стояли, но шмаль на них лишилась кайфа. Её испортили селекционеры. Больше никто в этой стране не собирал гашиш. Началась эра марихуаны. Её называли шала. Гарику и Славику неприятно было курить листья. Они их считали бутором. Да и сам кайф от шалы был другим. От него не смеялись. Был просто тупняк и всё. Художник располагал же хорошим планом, как в старые добрые времена. Он был сам из деревни родом и часто посещал родные места. Так там, оказывается, на полях ещё осталась конопля со старым добрым гашишем. Он говорил, что его греют местные босяки. И что добыть хорошее дерево дури – настоящая проблема. Надо долго ходить по полю и среди беспонтовых ёлок, попадаются изредка прошлые сорта, неизвестно как сохранившиеся и прорастающие из семян прошлых посадок. Такая конопля выделяется, но на неё нужно иметь намётанный глаз. Короче, у него была атомная анаша, и Гарик со Славиком последнее время повадились к нему накуриваться. В те времена на каждом социалистическом предприятии должен был быть художник, а то и коллектив художников. Это была востребованная работа. Как на Западе реклама: лучшие трусы, средство от потливости ног, лучшие автомобили, молоко и сыры, лучший порошок для травли тараканов, – так и в Стране Советов была наглядная агитации. Плакаты с Лениным, щиты с призывами и лозунгами. На всех предприятиях, на улицах и домах. Радикально красный цвет. Вперёд к победе коммунизма! Миру – мир! Слава КПСС! Художники были нужны. Гарик и Славик ввалились в большую мастерскую художника. Художник был занят шабашкой. Он делал на полу для какого-то предприятия огромный витраж, подгоняя разноцветные стёкла, составляя профили голов Ленина, Маркса и Энгельса. Художник был неказистый, низкорослый парень. Он сразу понял, зачем они к нему пожаловали. Он оторвался от работы и важно закурил. Гарик и Славик закурили тоже. Художник слыл на заводе знатным ловеласом. Всегда на каждом предприятии найдётся такой типаж, охочий до чужих баб. Такой доморощенный ёбарь-террорист. Художник явно гордился своей славой. Он сразу завёл разговор про баб. Пацаны его слушали и терпеливо кивали.