На гербе Академии Марсильо́н изображён заяц, перепрыгивающий башню – самое высокое (и, как утверждают, самое старое) сооружение в академии. Это единственная школа, куда стремятся дети из богатых и влиятельных семей с 10 лет. После 8 лет обучения выпускники могли поступать в любой университет – такую привилегию академия давала каждому, наравне с бесценными связями и безупречным образованием.

Дети чистокровных кровей, такие как Аделаида, пользовались в академии особыми привилегиями – не только среди одноклассников, но и среди преподавателей. Дружба и покровительство отпрысков старинных знатных семей значительно повышали статус в глазах остальных. Чистокровные составляли едва ли восьмую часть от общего числа учащихся, но это не мешало им влиять на остальных. Красивые, успешные в учёбе и спорте, они были негласными законодателями моды в студенческой среде. Многие старались им подражать, прислушивались к их мнению. Чистокровные обычно держались особняком, разделившись на группы по возрасту. Так или иначе, каждый из них состоял в родстве с другими, что ещё больше отделяло их от основной массы.

Основную же часть учащихся составляли дети «новой аристократии» – семей, которые купили себе место среди элиты или обладали деньгами и властью, не имея титула. Нередко они поступали не с первого раза, и всё ради того, чтобы завести полезные связи, которые станут пропуском в высшеё общество. Поэтому в Академии негласно соблюдалась строгая иерархия.

– У́неч! Сотри эту гадость с губ! Ты что, опять подогнула юбку? Почему я вижу твои колени? Бери пример с госпожи Павионик! – услышали подруги, пытаясь проскользнуть мимо преподавателя у входа в главный корпус.

– Я просто выросла, профессор! Форма стала мала, – крикнула Нина, подавляя смех и убегая вверх по широкой каменной лестнице.

Адель едва успела догнать её и утянуть в боковой коридор, в обход.

– Куда?.. – начала сопротивляться Нина, но, заметив группу старшеклассников у дальнего конца коридора и знакомую высокую фигуру среди них, нехотя последовала за Аделаидой.

– Какой смысл было краситься? – проворчала Адель, когда они шли к кабинету.

Она несколько раз оглядывалась назад, боясь, что их заметили.

– Ей когда-нибудь это надоест. Да и был шанс, что не увидит. Вообще-то это всё из-за тебя – ходишь, как монашка, ни сантиметра открытой кожи. Даже летом в колготках, застёгнутая на все пуговицы. Вот меня и одёргивают, сравнивая. Хоть бы юбку подколола или гольфы надела – сейчас никто так не ходит, – ворчала Нина.

– Это школьная форма, а не вечерне платье. Какая разница, какая длина? – отмахнулась Адель.

Они вошли в самую мрачную аудиторию школы. Полукруглый кабинет с партами, расположенными амфитеатром на семи уровнях. Окна выходили на север, и здесь всегда царил полумрак. За это кабинет прозвали «Колодцем».

Класс монотонно гудел от множества голосов. Ученики вяло переговаривались, часто зевая, хлопали крышками парт. После выходных никто не хотел возвращаться к учёбе.

Адель заняла место в третьем ряду, доставая учебники, в то время как Нина, бросив ей свою сумку, устремилась к группе девочек, среди которых были чистокровные. Аделаида давно привыкла, что Нина общается со многими, хотя считала себя её лучшей подругой. Она особенно дорожила их дружбой теперь, когда их общий друг А́льберт окончил Академию в прошлом году, и они остались вдвоём.

Обычно класс делился на группы, и с Аделаидой пытались подружиться лишь ради того, чтобы узнать что-то о её прошлом или завести «полезное» знакомство со знаменитой семьёй. Аделаида завидовала общительности Нины, её умению легко находить общий язык с кем угодно, не заботясь о чужом мнении. Сама же она чаще оставалась в одиночестве, ожидая подругу. Неудачи в общении с одноклассниками сделали Адель замкнутой, стремящейся оставаться в тени и привлекать как можно меньше внимания. Однако это не помешало ей прочно закрепиться в списке лучших учеников.