– Ну, да, во всем мать всегда виновата! – прошипела мама. – Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива! Сам кашу заварил – сам и расхлебывай, а на меня нечего всех собак вешать!

– Не пеняю я ни на кого! – огрызнулся я и, накинув вечно висящую при входе фуфайку, пошел выяснять отношения с новоявленными родственничками.

Дверь открыл Денис Степанович. Хмуро взглянув на меня, спросил, не поздоровавшись:

– Чего приперся, гаденыш? Нет больше у нас Анжелы, не ждет тебя никто! Доволен, говнюк?

– И Вам не хворать, – ответил я на недружелюбное приветствие. – Соболезную! Анжелу мне тоже жалко, она мне нравилась – это Вы и сами знаете.

– Раз знаешь, что похоронили Анжелу, чего пришел? У нас с тобой общих дел, вроде, нет и не было! – Денис Степанович попытался захлопнуть дверь, но я не позволил, заблокировав ее плечом и ногой – то есть, считай, половиной корпуса.

– Да есть у нас общие дела, и Вы об этом знаете, – парировал я. – Я о судьбе Снежаны поговорить пришел.

– Прыткий какой! – процедил Морозов, все-таки пропустив меня внутрь. – Знаешь, значит?

– Знаю! – признался я, оказавшись в сенях. – Так что разговор у меня к Вам есть, и разговор серьезный. Только желательно не при ребенке нам его вести.

– Проходь на кухню, – разрешил хозяин. – Там и поговорим. Спит еще Снежана, не услышит.

Хозяйку я застал на кухне. Если она и готовила, то наш приход заставил прервать это занятие. Таисия Николаевна стояла посреди комнаты напряженная, комкала в руках вафельное полотенце, и, кажется, подслушивала, о чем мы говорили при входе с ее мужем.

– Ну, говори! – напомнил мне о цели визита Денис Степанович. – Чего хотел? Или передумал уже, сдулся?

– Я хотел сказать, что намерен участвовать в воспитании Снежаны, предложить свою помощь, – неуверенно начал я.

– Откупиться хочешь? Не выйдет! – тут же зашипела на меня Таисия Николаевна. – Забирай свое отродье и делай с ним что хочешь. Слада я этой «принцессой» нет. Вся в тебя, видать, – Анжела не такой была.

– Брось, Тая! – остановил супругу Денис Степанович. – Какой из него отец? Анжелу загубил и Снежану загубит. Нельзя ему ее отдавать. Пусть лучше алименты платит, а с воспитанием внучки мы и сами как-нибудь разберемся. Кого он из нее вырастит? Наркоманку и блудницу?

– Да уж получше вас дочь воспитаю! – обиделся я. – И не вам решать, забирать Снежану мне или нет – я ее отец, а не вы!

– Ишь как заговорил – отцовские чувства в нем, видишь ли, проснулись! – ерничая, обратился Денис Степанович к супруге, как будто меня не было рядом. – Шесть лет его не было – и вдруг любовью к дитятке воспылал! Это еще разобраться надо, какого характера его любовь – его и раньше на девочек тянуло. За Анжелой-то ухлестывать начал, когда она еще подростком несмышленым была. Не отец ты, не отец! – Последнюю фразу Денис Степанович адресовал мне, но задела меня тогда не она, а косвенное обвинение в педофилии.

– А вот клеветать на меня не надо! – процедил я, сжимая кулаки. – До совершеннолетия я вашу дочь не трогал, формально она взрослая была, когда у нас все случилось. Да и фактически взрослая. И вообще, я не стариком дряхлым был, а молодым еще парнем. Разница в возрасте у нас меньше десяти лет. Вы бы еще в суд на меня подали – посмешили бы народ!

– Педофил ты или нет – нам с Таисией Николаевной доподлинно неизвестно. Ты нам справочку из диспансера принеси, тогда и поговорим, – не сдавался старик.

– И принесу! Только не вам, а органам опеки, когда отцовство буду оформлять! – психанул я, окончательно приняв решение.

– Значит, все-таки отсудить Снежану у нас планируешь? Только попробуй! Ты ей никто и звать тебя никак! Не отдадим тебе внучку! И еще раз на пороге увижу – застрелю! – пригрозился Денис Степанович.