– Зря ты его вырубил, – посетовал гаэл, подбирая нож с земли. – Я же видел.

Я пожал плечами. Жизнь уже научила меня осторожности.

«4.2. Коли душегуб во грехе своём признался, или двумя свидетелями из свободных сословий уличён был, казнить его надобно смертной казнью через повешение, а имущество его семье убитого отдать, а ежели нет таковой, то в казну.»

– «Законы Теуриса», император Игнатий Законотворец.

Хижину, само собой, обшарили сверху донизу. У Снегиря в заначке оказалось несколько серебряных монет, которые мы с Киганом поделили поровну, сапоги, портки и рубахи, иногда со следами запёкшейся крови, несколько топоров, ещё один лук, пара копий и кинжал, с которого ободрали драгоценные камни.

Мы переоделись в чистое, а старую, рабскую одежду бросили в печь. Я смотрел, как языки пламени пожирают наши лохмотья, и, наверное, только теперь осознал, что свободен. Мы набили брюхо жареной олениной, которую Снегирь готовил для себя, и выпили пиво, которое Снегирь держал для себя.

– Грабь награбленное, – сказал Киган, поднимая очередной кубок.

Он вооружился топором и кинжалом, переоделся в самые богатые одежды из тех, что мы отыскали, расчесал волосы и бороду, и теперь куда больше походил на короля, чем раньше.

Я же наоборот, оделся скромно, но удобно, кое-как подстриг отросшие за время рабства волосы, сбрил жидкую бородку, глядя в своё отражение в бочке воды, но не узнавал себя прежнего в отражении. Жизнь в плену изменила меня, но я не понимал, как и насколько сильно. Внешне я почти не поменялся, только похудел и осунулся, но что-то появилось в моих глазах. Жёсткость? Уверенность? Злоба? Я не знал.

В тот же вечер я озаботился изготовлением ножен для меча, мне надоело носить его обнажённым, рискуя порезать кого-нибудь или порезаться самому. В конце концов, если бы у меня были ножны, пастух остался бы жив, а чувство вины не отпускало меня до сих пор. Я нашёл во дворе две подходящие досочки, кожу, шнурки и нитки, топором сделал в дощечках углубления аккурат по форме клинка, скрепил их между собой, а сверху обернул в кожу. Получилось неказисто, но вполне надёжно. Меч входил в ножны крайне неохотно, но выскакивал мгновенно, и меня это устраивало.

Побитого Снегиря обыскали, затащили в дом и на всякий случай связали. Очнулся он только ближе к ночи, и вид имел действительно устрашающий – запёкшаяся кровь на распухшем лице выглядела так, будто он только что пожирал свежие трупы.

– Воды… – прохрипел он, затравленно озираясь.

Мы как раз сели ужинать, когда он проснулся.

– Обойдёшься, – ответил Киган, ковыряясь в зубах после сытного ужина.

Снегирь обиженно замолчал в своём углу.

– Значит так, как там тебя, – продолжил король. – Есть у меня пара вопросов. Будешь отвечать хорошо – останешься жить. Не понравятся мне твои ответы – будешь умирать. Долго. Понял меня?

Разбойник часто закивал, бормоча, что он всё понял, и убивать его не надо. Я уставился в кружку с пивом и старался на него не смотреть.

– Далеко ли отсюда Форт Туид? – повторил Киган свой вопрос, оставшийся без ответа.

– Полдня пути, на восток, – быстро ответил Снегирь.

– А не хочешь ли ты нас обмануть? Что-то мне твой ответ не нравится, – король повернулся к пленнику и вытащил кинжал из-за пояса.

– На восток, клянусь! Вдоль ручья, потом его перейти и вдоль реки по течению, там дорога есть! – выпалил разбойник, явно предчувствуя беду.

Киган задумался, поигрывая кинжалом в руках. Я сидел за столом, не глядя на них, и вертел в руках опустевшую кружку.

– Хорошо, – протянул гаэл. – Я тебе верю.

Снегирь чуть расслабился.