Рис. Михаила Ларичева

Время позднее. К дежурному хирургу – необозримая очередь. У кого голова в бинтах, у кого нога в гипсе, у кого нос набоку, рука на ·перевязи или ножевое ранение. Полевой лазарет после штурма Перекопа. Ждут, постанывают.

Советские люди к очередям относились как к неизбежному злу. Но это был особый случай: помирать от укуса собаки как-то не входило в мои планы.

Смотрю, на двери хирурга табличка. Золотом по красному начертано: «Герои Советского Союза, Герои Социалистического Труда, лауреаты Ленинской и Государственной премий, депутаты Верховного Совета, а также лица, укушенные животными, принимаются без очереди». И рядом – здоровенный плакат: оскаленная собачья морда, капающая с языка слюна и подпись: «Бешенство – смертельно опасное заболевание!»

Говорю:

– Братцы, мне вроде без очереди.

– Ты чего – Герой?

– Нет.

– Депутат, лауреат?

– Нет.

– А, Иосиф Кобзон! Извини, не узнали сразу.

– Я… э… лицо, укушенное животным. В любой момент могу сойти с ума и всех вас покусать.

И на плакат показываю. Народ поругался малость, посмеялся, но осознал.

Преисполненный собственной значимости захожу в кабинет. На ходу рубашку расстегиваю, на 40 уколов, предусмотренных в таких случаях, скорбно настраиваюсь.

– Ты чего тут стриптиз устраиваешь? – устало смотрит на меня измученный хирург.

– Да вот, собачка укусила.

Думал, он сходу за шприц схватится, санитаров кликнет руки-ноги держать. Ноль эмоций.

– Если завтра утром справку принесешь, что собачка привита от бешенства, колоть не будем. Если нет – из-под земли найдем и на всю катушку.

Полночи телефон хозяина собаки через знакомых разыскивал. Тот спросонья долго уяснял – кто укусил, кого, где, зачем? Просветлев, твердо заверил:

– Убью.

– Кого?

– Собаку эту чертову!

– Мне справку надо, а с собачкой своей делай потом, что хочешь!

– Давай до утра, а?

У нас тогда родственник гостил. Рассказывал: с ним аналогичный случай был. На работе сторожевая овчарка укусила. А приятель посоветовал: «Хочешь узнать, бешеная она или нет? Выпей грамм сто. Если бешеная, помрешь сразу. Если нет – 40 уколов делать не надо».

– Дома в холодильнике стояла резервная, – рассказывал родственник. – Решил: «Э, семь бед…» Огурец достал, хлебца. Принял 100. Лег на кровать, руки крест-накрест сложил на груди. На всякий случай мысленно попросил прощенья у родных и близких. Чувствую, никакого результата. Наверно, мало. Добавил. Стало лучше. Для закрепления добил остатки. Еще лучше захорошело. Жена приходит с работы, шумит: «Ты уже в одиночку начал!» Пытаюсь ей объяснить, что это, мол, собачка виновата и т. д. «Какая еще собачка, у тебя уже белая горячка!» Тут мы с родственником решили эксперимент этот повторить и в ходе его проведения поняли, что «моя» собачка была здоровой – долгих ей лет жизни и личного собачьего счастья.

Наутро сосед ко мне со справкой прилетел, я с ней – к хирургу.

– Ну что, достал? Повезло тебе, – сказал он.

Еще бы. «Есть, – думал я – есть у нас, оказывается, благословенные места, где рядовой гражданин, если очень повезет, приравнивается к лучшим людям страны и от души, хоть раз в жизни, может насладиться льготами, которые дарует их статус».

Автору этих строк довелось побывать на одном из концертов Владимира Высоцкого. Выступал он в располагавшемся на Сельскохозяйственной улице (это рядом с ВДНХ) клубе «Краб» НИИ точных приборов – одного из московских «почтовых ящиков».

Зал, рассчитанный человек на 200, был переполнен. Высоцкий выходит на сцену, говорит:

– Сегодня у меня еще один концерт, и я смогу выступать здесь 45 минут. Мне очень важна ваша реакция, но я прошу мне не аплодировать. Я лучше в счет этого времени вам больше спою.