Там чудеса; там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей…

Между прочим, «страна Лукомория» – это реальный и сегодня географический объект: устье р. Оби в Западной Сибири, впадающей в Северный Ледовитый океан, и именуемый Лукой моря. Эту часть побережья впервые хорошо изучил и научно описал столетием позже родственник Сибирского воеводы П. А. Бельского – участник Северной экспедиции 1734 – 1737 годов А. И. Скуратов-Бельский – во время вынужденной зимовки экипажа своего зажатого в арктических льдах морского судна. (Тиваненко А. В. Блюстители Российской державы. (Скуратовы-Бельские в истории России). Опыт историко-генеалогического исследования. – М., 2012).

Отсюда же родились образы якобы живущей там всевозможной болотной и лесной нечисти «Заморья» во главе со страшным волосатым чудовищем-человеком из сказки С. Т. Аксакова «Аленький цветочек»: все они пытаются помешать торговым делам новгородского купца, попавшего за Урал. Напомним, что в Сибирь ходили не только казачьи дружины, но и ватаги торговых, «промышленных» или «гулящих» людей, порою опережая государственные военные отряды. А в «Лукоморье» новгородцы вообще впервые попали через Северный Ледовитый океан за несколько столетий до знаменитых походов казачьего отряда атамана Ермака Тимофеевича Еленина (Оленина).

Иностранцы смеялись над подобными россказнями, но московитяне под крестным знамением перед Богом уверяли сомневающихся в реальности удивительных историй: нет, мол, ни одного россиянина, который, вернувшись из Сибири, не говорил бы о подобном.

Самоеды, ездившие по горам Урала на оленях и собаках, ели сырое оленье мясо, но не брезговали также околевшей собачатиной и бобровиной, «а кровь пьют человечью и всякую». Экзотичным показалось Федору Товтыгину и местное лечение: «у которово человека внутри нездорово, и они брюхо режут да нутрь вынимают», как это применялось аборигенами-шаманистами при кровавых жертвоприношениях животными и людьми своим языческим богам. Между прочим, подобные обычаи бытовали у всех аборигенных сибирских жителей, что сильно удивляло российских служилых людей первых городов и острогов. (Тиваненко А. В. По следам таежных призраков. (Документальная повесть). – Улан-Удэ, 1995). В конечном итоге русский информатор английских купцов-мореплавателей Федор Товтыгин, неоднократно ходивший в Западную Сибирь к «самоедам» гостевать, из последнего похода домой не вернулся – он был убит и благополучно съеден своими же «зауральскими» друзьями-каннибалами во время очередного праздничного пиршества в его честь.

Что ходить далеко за примерами, если такие события случались за Уралом повсеместно и в более поздние времена. Например, газета «Сибирь» за 1814 год сообщала: крещеный якут Налтанов «не от голода, и не в безумии, а по одному лишь зверскому сластолюбию, удавил своих дочерей, 12 и 18 лет, изрубил их тела, сварил и съел, причем в кровавой трапезе с ним участвовали гости – крещеная якутка Сотникова с дочерью». В 1883 году газета «Енисейские губернские ведомости» также описывала факт каннибализма, когда остяк Киприан Чероков, доведенный голодом «до крайности», съел двух своих сыновей, накануне умерших от истощения. Подобные истории считались обыденными явлениями у всех аборигенных народов Сибири. Известны чукотские рисунки сцены поедания человека (ребенка?) двумя волосатыми каннибалами громадного роста. Второй рисунок изображает пленного великана, руки, ноги и голова которого прикреплены веревками и кольями к земле. Три человека убивают его копьями. После этой процедуры, надо полагать, ценный «охотничий» трофей был благополучно съеден на чукотском родовом общинном пиршестве.