Казаки-землепроходцы, проделавшие пешком и на лыжах тысячи верст по горам, дремучим лесам, болотам, рекам и степным просторам Сибири, при возвращении домой пугали соотечественников своими впечатляющими воображение рассказами о невиданных суровых морозах, о летающих «тучах» таежного гнуса, пожирающих человека, о малой заселенности людьми зауральских земель, о дикости бытовой жизни аборигенных звероловов. В том числе и об их повальном каннибализме, о полном отсутствии там каких-либо хоженых сухопутных дорог, кроме звериных троп через леса и болота.

В то время по Московии получил хождение так называемый «Русский дорожник» – рукописное сочинение некоего безымянного автора, – который поведал не столько о путях на восток, сколько о живущих в тамошних лесах звериных человекообразных и иных чудовищах, которые, будто бы, нередко встречаются ошалелым от страха путникам в Сибири. А удивляться там было чему. Самыми пугающими из них являлись человекообразные людоеды фантастического облика. Немец Сигизмунд Герберштейн (1518 год), читавший этот «Дорожник», пересказывал удивительные истории о «стране Лукомории», где, якобы, обитают звероподобные люди: у одних, наподобие животных, всё тело обросло волосами; другие бродят по глухим местам с собачьими головами; третьи не имеют шеи, а головою им служит широкая грудь с глазами, носом и ртом…

Когда первые русские дружины проникли в неведомую Сибирь, то сразу же за Уральским хребтом их больше всего поразил факт бытовавшего наяву среди «диких» таежных и тундровых племен поголовного каннибализма, как обыденного, так и в качестве почетного кушания гостей мясом своих детей.

Один из таких народов – самоеды, то есть «люди, сами себя пожирающие». Как уверял новгородец Федор Товтыгин, часто ходивший к ним в гости, самоеды жили подобно тюленям, всю летнюю пору предпочитая находиться в студеной воде между арктическими льдами. Но это не было их прихотью. Оказывается, наступающее тепло являлось для береговых тундровых обитателей «вредным» для здоровья, при котором тела их почему-то «трескались». Единственным спасением, поэтому, для арктических аборигенов являлось долгое лежбище в воде. Их тундровые соседи, хотя не «трескались» по теплу, но зато природа одарила удивительным обличьем: «по пуп люди мохнаты до долу, а от пупа вверх – как и прочии человеци». Питались аборигены рыбой и мясом, но исключительно в сыром виде, поскольку не знали огня. У других рот размещался на темени, «а видение в половину человеци», отчего они не имели голоса. Расрошив мясо или рыбу, эти человекообразные существа клали всё это себе под шапку, то есть в рот, «и как почнут ясти, и они плечима движут вверх и вниз». Восточная группа самоедов отличалась тем, что впадала в зимнюю спячку на два самых холодных месяца года, как медведи. Они садились общинами вокруг потухших костров и пускали из носа некие длинные струи, примерзающие к земле. Стоило столкнуть спящего с места или обломать эти струи, как диковинные люди просыпались, но тут же умирали во второй раз, теперь уже по-настоящему, успевая спросить у обидчика: «О чем мя еси, брате, поуродовал?». (Тиваненко А. В. По следам таежных призраков. (Документальная повесть). – Улан-Удэ, 1995. – С. 35 – 37).

Подобные же звериные облики имели и чудовищного вида рыбы и иные водные существа, обитавшие у берегов Северного Ледовитого океана, в сибирских реках и озерах. Например, на реке Тахнин, с которой географы связывают современные Иртыш или Обь, водилась, будто бы, «некая рыба с головой, глазами, носом, ртом, руками, ногами и другими частями человеческого вида, но без всякого голоса; она, как и другие рыбы, представляет собою приятную пищу».