Но он не нападал. Просто смотрел.

Его взгляд был похож на кривые острые стрелы. Он без труда заходил в душу – в самые кишки – и шарился там, как у себя дома. Но при этом залезть в его глазёнки – да даже поймать их, ухватить и вытащить из себя – было невозможно.

– Мне нехорошо, – шепнула я Реме.

– Брось! Ты это из-за Котика?

– Я правда поеду!

Я вернулась вечером домой, сижу за своим письменным столом – и меня трясёт.

О чём я думала! Вечеринка со взрослыми незнакомыми парнями рядом с борделем – что я ожидала там увидеть? Постановку «Строптивой»? Это, пожалуй, вышло!

Но как теперь жить с мыслью, что ОН существует? Что такие люди рождаются, доживают до лет своего господства и спокойно разгуливают по нашим судьбам? Это всё равно что приехать просто так поглядеть на войну: ты знаешь, что она есть, но зачем это видеть, если не готов с этим жить?

Может, он не так плох – как и с виду отвратительный жених Катарины Петруччо? Нет, фу, что за мысли!

Дрянь, дрянь, дрянь!

Как теперь выбросить из головы воспоминания о том, как моё тело резали и вспарывали? Как мои кишки лизали изнутри? А Рема, а Лид? Они что, ничего этого не чувствуют? Боже, какой он противный! Трясёт и тошнит. Ну почему такие, как он, существуют? Так. Надо что-то сделать, верно? Что там втирают про сраную арт-терапию? Сейчас-сейчас. Вот я его нарисую – и он останется моим заложником на бумаге! Не такой уж страшный!

Его взгляд меня просто истерзал, изнасиловал – я всё ещё дёргалась от ощущения тысячи глубоких проколов во всём теле.

Мне было ещё хуже оттого, что он всем нравился. И что ему не нравлюсь я… Бред! Вот я нарисую его глаза – и станет легче. Демон не такой уж страшный.

Сон…

Ночь. Закрытая галерея. Зелёные стены. Одна из картин заставила меня обернуться и замереть: гигантская крыса разинула пасть прямо надо мной. Из пасти торчали лезвия бритвы. Вместо глаз у неё – огромные клыки. Я старалась тихонько пройти мимо. Полотно было в трещинах – я боялась, что от моих шорохов они ещё сильнее расползутся. Боялась окончательно «разбить» масляный слой, боялась, что крыса без труда выберется из треснувшего сосуда… Услышит меня – и прорвётся сквозь разбитую краску.

Сегодня такой серый алюминиевый воздух, что хочется нежиться дома в обнимку с какао и любоваться в окно. Макать в кружку мой второй подбородочек, как аппетитный маршмеллоу. Мурашки хотели прошмыгнуть незамеченными – от мыслишки, как бы сладко Лео его облизал… Аж мышцы сводит! О, нет! Даже мысли об этом слишком травмируют кожу. Я тороплю события: мечтать о поцелуях с Лео я пока не готова. Липко, пошло! Забудь-забудь!

Вечер осени. Небо похоже на серый жемчуг, а от габаритных огней так кружится голова, что кадр кажется запаздывающим. Октябрьские вечера похожи на бутылку из голубоватого стекла, набитую фольгой, чёрной бумагой и жёлтыми и красными гирляндами. И в этой бутылке, в океане времени гремит… Alice in Chains… «Bleed the Freak»!

Большой тёмно-бирюзовый город С., наверное, сейчас раскрылся, как кувшинка в полночь. Сейчас он особенно густой, и его изумрудный воздух такой плотный и водянистый, что невозможно дышать, как душно… Мне кажется, он ляжет чёрной могильной плитой на мою грудь. Но это будет через год.

Моя комната. Как же я люблю своё вельветово-маджентовое королевство! С размалёванной баллончиками стеной. Каждый из друзей, кто бывал у меня, оставил мне пожелание маркером. Я всё ещё узнаю в нижнем углу рисунок и подпись Лео… Обожаю мой бархатный фиолетовый диван с кучей самодельных заплаток! И мозаику из картонок и фантиков, на которых я рисовала сюжеты из своей жизни. Раньше я вела дневник с помощью рисунков – так что теперь одна из стен моей комнаты увешана комиксами о собственных тусовках и переживаниях.