Не последнюю роль играли и деньги. Несмотря на успех врачебной практики, Ракстон не мог забыть о своем благородном, но бедном происхождении; он не был уверен в стабильности своего финансового положения, и ему было жалко тех денег, которые Белла тратила на одежду и путешествия. Конечно, он хотел, чтобы она красиво одевалась для него – ведь именно изысканный стиль этой женщины, в первую очередь, привлек его, когда они познакомились, – но его беспокоила расточительность жены. Зачем ей так хорошо одеваться для этих молодых людей, которые, как ему казалось, просто толпятся вокруг нее?

Ракстон знал, что он излишне подозрителен, но, возможно, у него были на то причины. В самые мрачные моменты ему казалось, что она наверняка завела роман или даже несколько. Немного ранее в этом месяце он последовал за ней в Эдинбург, ожидая застать с любовником, но ничего не вышло. Да, она остановилась в гостинице «Адельфи» с группой друзей, но информация, которую он получил в результате осторожных расспросов консьержа, подтвердила, что она спала в одноместном номере. Тем не менее и это не избавило его от подозрений. Он знал, что они необоснованны, но каждый раз, когда между супругами возникали перебранки, его ревность, гнев и разочарование вырывались наружу.

Он словно со стороны слышал свои слова – бессвязные, бессмысленные обвинения, которые он бросал ей в лицо, от страсти и обиды, будучи не в силах даже внятно формулировать свои мысли. Более того – несколько раз он терял над собой контроль и хватал ее за шею или за плечо. Он знал, что это неправильно – такое поведение было постыдным с точки зрения его религии и культуры, и он искренне любил свою жену и детей, но иногда был просто не в силах совладать с бурей страстей, которую вызывала в его душе Белла.

Дальше становилось только хуже – начинала формироваться закономерность, которую замечали даже друзья. Стоило вспыхнуть небольшой ссоре из-за какой-нибудь ерунды в воспитании детей или ведении домашнего хозяйства, как неизменно всплывали более глубокие проблемы – его ревность и ее потребность в независимости. Он выходил из себя, она срывалась с места и уезжала на машине или на поезде в Эдинбург. Когда его гнев остывал, Ракстон оставлял детей с друзьями или с няней Мэри и отправлялся на поиски Беллы, чтобы вернуть ее.

После примирения их отношения некоторое время были идеальными. Ракстон и Белла всегда были пылкими любовниками, и каждая ссора, казалось, лишь усиливала страсть, которую они испытывали друг к другу. Хотя в их отношениях многое изменилось, их взаимное физическое влечение осталось неизменным. Ракстон достаточно разбирался в психиатрии, чтобы понимать, насколько сложные у них отношения, с постоянным метанием от любви к ненависти. Но он всегда был по натуре одиночкой, гордость мешала ему открыться другим людям, и он не обсуждал свои чувства ни с Беллой, ни с кем-либо еще, а из друзей у него были только коллеги.

Белла, напротив, была всегда окружена верными и преданными друзьями, поклонниками и наперсницами. Людей тянуло к ней. Ракстон знал, что если к нему окружающие относятся ровно, в лучшем случае – с уважением, то Беллу искренне любят, и, если придется выбирать, их друзья встанут на ее сторону. Несмотря на все его усилия вписаться в общество и выглядеть соответственно занимаемому положению, он все равно навсегда останется аутсайдером.

Накануне, 14 сентября 1935 года, атмосфера в доме Ракстонов уже была напряженной. Ранее на этой неделе Белла сказала мужу, что в субботу поедет в Блэкпул, чтобы встретиться со своими двумя старшими сестрами, которые приезжают из Эдинбурга. Ракстон не знал, верить ей или нет; недавно он выяснил, что она собирается отправиться в местные бани с несколькими новыми друзьями, в числе которых какой-то молодой человек. На него с новой силой нахлынули страхи и подозрения, и он просыпался по ночам, представляя, как она занимается с любовником сексом в кабинке для переодевания или в машине, или в его квартире, где угодно. Он слишком хорошо помнил свои собственные ранние встречи с Беллой и то, насколько сексуально раскованной она была. Если она была такой с ним, то почему не с другими? Если он находил ее неотразимой, почему другие мужчины – более молодые, с таким же острым умом, как у нее, и навыками общения, которыми он никогда не обладал, – не могут чувствовать того же?