Ахель сразу понял, что сидеть без дела не получится, и начал вдавливать и поднимать колено рычага, ощущая, что его давно никто не смазывал. Слова попутчика были очень обидны. Ахель не считал себя лентяем. Он работал столько, сколько мог, и даже больше. Только всем было на это плевать.

– Почему же это от меня нет никакой пользы? – как можно спокойнее спросил он, хотя в душе почти кричал: «Извинись передо мной, быстро! Ты понятия не имеешь, КТО я!» Только вот произносить вслух такие слова было верхом глупости. За них сразу можно получить в лоб. В лучшем случае мужчина бы спросил, кто же он. Ахель ни за что не признался бы: иначе его бы побили. Но и промолчи он – его бы тоже побили. Поэтому культура и этикет, рассудил он, – лучшее, что можно взять с собой для решения споров. Только пользы от них не всегда хватает.

Попутчик не отвечал, а только с укором смотрел на пыхтящего у рычага Ахеля. Тот подождал несколько секунд. Попутчик же перестал смотреть на него и уставился в пол, явно думая уже о чём-то своём и не обращая внимания на всяких там «бездельников».

– Почему ты молчишь? – прервал тишину Ахель, в котором злость так и кипела.

Здесь не принято было обращаться на «вы», что бесило его, но сейчас он вложил в слово «ты» максимум издёвки и столько возмущения, сколько мог. Ведь интонацию тут всё равно никто не считает: слишком уж прямолинейны местные люди.

– Чувствуешь? – зевнул попутчик.

Ахель начал внимательно его разглядывать, оторвавшись от рычага. Мужчина был упитанным и перешагнувшим тридцатилетний рубеж. Впрочем, скоро он покорит и новые рубежи. Волосы были примяты недавно снятой шапкой и блестели от капелек пота.

– Смотря что я должен чувствовать, – ответил Ахель. – Я, кажется, задал вопрос.

– Мне, увы, тоже так кажется, – спаясничал собеседник. – Но сперва ты сам мне скажи: чувствуешь этот едкий запах хлорки? – Он облизнулся. Видимо, частички тумана обволокли ему губы. Только вот это совсем не повод их облизывать.

Ахелю стало неприятно смотреть на это. Кроме того, его раздражал вид капельки пота, висящей у самого глаза собеседника. «Вытри ты её уже!» – просил он про себя.

– Да, я чувствую.

– А я его даже языком ощущаю. Этот туман из-за ограды. Его там полно.

– Я знаю, там мусорные кучи, – ответил Ахель, гадая, к чему бы этот разговор.

Солнце начинало его донимать. Был уже час дня. Ахель сегодня опять закопался, занимаясь своими делами, и явно опаздывал к озёрам.

– Кучи мусора, – брякнул попутчик. – Вот то-то и оно: они за забором. А ты тогда что по нашу сторону ограды делаешь, а?

– Иди ты! – огрызнулся Ахель.

Ему надоел этот разговор, хоть он и сам его начал. Почему для сельчан лучший способ спорить – это оскорблять? Мужчина был явно доволен собой.

– Ты сам сюда приехал, – пожал плечами грубиян и поморщился, отчего капелька пота приблизилась совсем вплотную к глазу. Но он её не вытер.

– Я хочу уехать, – признался Ахель. – А то тут одни издёвки. Не знаю, чего вы все этим добиваетесь. Хотите, чтобы я уехал, – я уеду, не сомневайтесь! Пользы я тут всё равно не получаю ни малейшей.

– Врёшь, – прищурился собеседник, – ой врёшь! Отсюда так просто не уезжают.

– А я уеду, – настаивал Ахель.

– Да катись. Что мне, жалко, что ли! Просто фишка-то вот в чём: люди сюда не от избытка счастья приезжают. Они приезжают денег заработать. А дальше у всех по-разному: кто-то за год своё положение выправляет, кто-то за несколько лет. Другие всё откладывают отъезд, да так и умирают здесь. Мы их в туман относим. Знаешь, почему я тебе всё это рассказываю, хотя ты и сам всё это знаешь?