(здесь любопытно сравнить данное заключение с его же критикой И. Б. Берхина в свое время). Да и ленинское признание оказалось кстати («на экономическом фронте, с попыткой перехода к коммунизму, мы к весне 1921 г. потерпели поражение»). Критически оценивая «доктринальные утопические» и «догматические» идеи большевиков, Гимпельсон подчеркивал, что направленность формирования и функционирования политической системы определялась идеологическими постулатами большевиков: строительство социализма, диктатура пролетариата, государство как властная сила, преобразующая общество, монопольная государственная собственность, руководящая роль коммунистической партии. Вместо прежнего тезиса об обусловленности политики военного коммунизма чрезвычайными обстоятельствами Гражданской войны и военной интервенции автор констатировал, что в 1918—1920 гг. сформировалась советская «военно-пролетарская» (или «военно-коммунистическая») политическая система как механизм осуществления политики правящей Коммунистической партии155. Автор отмечал, что к концу Гражданской войны стала очевидной несостоятельность военного коммунизма: «военный коммунизм загнал страну в тупик, из которого не был виден выход», эта политика «всей своей тяжестью придавила российских крестьян, превратив их по существу в крепостных советского государства». В результате, подчеркивалось Гимпельсоном, крестьянские восстания создали угрозу самому существованию Советской власти, недовольство крестьян стало смертельной опасностью для государства156.

В современной литературе высказывается мнение, что трактовка ленинских теоретических конструкций в качестве дальнейшего развития и обогащения марксистской теории является односторонней и ограниченной. Оценивая с современных позиций систему воззрений Ленина, получившую наименование «ленинизм», исследователи выдвигают точку зрения, которая рассматривает его как одну из версий понимания, трактовки и применения марксизма, прежде всего и главным образом к России. Мыслительная активность Ленина по развитию марксистской теории происходила по преимуществу в инструментально—прагматической области, связанной с применением марксизма (концепция применения входит в состав теории практики теории)157. Высказывается и еще более категоричная оценка: попытка подобного инструментального применения ортодоксального марксизма к реалиям крестьянской страны породила проявление как догматических трактовок, с одной стороны, так и проявлений «революционного ревизионизма», с другой158.

Заслуживает внимания современное историческое диссертационное исследование Г. Я. Ямпольской, в котором, на материалах Воронежской и Курской губерний, автор рассматривает процесс складывания и функционирования военно-хозяйственной диктатуры как важнейшего звена политики военного коммунизма в 1917—1920 гг. Подчеркивая, что политика военного коммунизма изучена лишь фрагментарно, автор работы выразила точку зрения, что «военно-коммунистическая» модель общественного устройства складывалась постепенно, под влиянием как теоретических установок марксизма (в их большевистской трактовке применительно к российской действительности), так и под воздействием чрезвычайных обстоятельств военного времени. Военно-хозяйственная диктатура определяется Ямпольской Г. Я. как социально-экономический блок политики военного коммунизма и его реализация в условиях, когда «революционное насилие» со стороны государства стало главным методом осуществления хозяйственной политики большевиков в годы Гражданской войны. Политика военного коммунизма в целом и ее социально-экономический блок – военно-хозяйственная диктатура, в частности, по оценке исследователя, имели деструктивные результаты и последствия, они стали фундаментом для дальнейшего постепенного складывания в стране «победившего социализма» административной модели развития общества