Кроме публичности, наибольшую обиду крестьяне видели в споре между крестьянином, считавшим себя «простым» (т. е. лишенным привилегий социально-экономического характера), и представителем власти или более богатым человеком. В таких судебных исках конфликт развивается между не равными по социальному или экономическому положению людьми. Обычно это представители разных экономических слоев сельского общества, хотя – судя по документации волостных правлений и уездных по крестьянским делам присутствий – и принадлежащие к одному и тому же крестьянскому сословию. Инициаторами конфликтов могли выступать как сельские старосты, волостные старшины и иные должностные лица, так и «простые» крестьяне. Например, ссора крестьянина и старосты села переросла в судебную тяжбу, возбужденную старостой, в таком эпизоде: «1875 года Июля 14 дня в Ямкинской Волостной Суд явясь Староста села Воскресенского, Андрей Иванов Смирнов принес словесную жалобу на крестьянина села Воскресенского Ивана Алексеева, что он Алексеев нанес ему Смирнову разные неприятности и ослушался против приказа…»[29] Наоборот, ссора старосты и крестьянки (лавочницы) переросла в тяжбу по иску крестьянки: «…староста Поликарп Егоров Пуговкин сего мая месяца 13-го дня, в 8 часов вечера, пришел к нашему дому и к моей торговой лавочке он с палкой пьяной и стал меня всячески ругать и позорить…»[30].

Следует иметь в виду, что наказания за оскорбления в пореформенную эпоху, вообще говоря, зависели от сословного и должностного положения тяжущихся: до 7 дней в тюрьме, если судились крестьяне между собой, или 6–8 месяцев, если оскорбленным был представитель другого сословия, а обидчиком – крестьянин. Смягчало вину незнание человеком того, что́ он делал[31]. Практиковались и телесные наказания (розги).

Значительная группа дел образована исками о самоуправстве низшего сельского начальства – волостных старшин и сельских старост. Описания этих ситуаций отличаются подробностью и выразительным языком: «…таковое решение суда постановлено единственно вследствие ко мне недоброжелательства, и Интриге со стороны Волостного Старшины Зверева, который со времени вступления его в должность старшины не знаю за что питает ко мне самую Алчную Злобу…»[32].

В этих делах за серьезными обвинениями в самоуправстве скрывается (или даже подчеркнуто демонстрируется) желание сельских лидеров подтверждать свою силу во что бы то ни стало. Сами за себя говорят рассуждения волостного старшины из его рапорта: «… бывши в Москве, он Акулов, причинил мне не личное оскорбление, а неуважение как лицу должностному, относился ко мне как к равному себе, без всякого почтения, что я Волостной его Старшина и много старше его по летам…»[33].

Со своей стороны сельское общество могло также энергично бороться со старостой деревни, проводя его «учет» на сельском сходе или перевыборы. Другим путем могли стать неоднократные жалобы в уездные по крестьянским делам присутствия и другие органы власти. В крестьянских текстах об этих ситуациях говорится вместе с описаниями оскорблений. Соответствующие решения, протоколы или акты прикладывались в качестве доказательств к иску об оскорблении. Примером служит такой коллективный акт: «1876 Года Апреля 17 числа сие одобрения Дана московской Губернии Богороцкого уезда новинской волости деревни Левкина Василью Макарову что Василья Макарова волостной старшина приказал бить-терзать всячески. Били Василья Макарова смертными побоями. И в том мы крестьяне подтверждаем все и том подписуемся. Крестьяне деревни Левкина и в том подписуемся. <Подписи 14 человек.>»