– Пешими нам их не одолеть…– подтверждал Свенельд.

– Ничего! – еще сильнее греб князь.– Вернусь на Русь, соберу дружину и возьму Царьград!.. А болгар за предательство сотру с лица земли…

Лодка мягко коснулась берега у шатра императора.

Император Иоанн Цимисхий сидел на своем троне, на красной подушке, в одежде из золотой парчи, усыпанной драгоценными камнями.

Святослав в одежде простого воина сидел на жесткой скамье и мрачно глядел на императора.

Император дал знак толмачу, но русский князь перебил его:

– Просим мира царь! Хватит вражды и крови! Дай нам вывезти все, что мы взяли у болгар, дай хлеба по два пуда на воина и вольную воду, чтобы никто не препятствовал нам плыть… И мы уйдем с Дуная…

Иоанн Цимисхий, кивая, выслушал толмача и высказал через него свои условия:

– Я и соправители мои – Василий и Константин – согласны на мир и желаем быть другом русскому князю. Но мы требуем, чтобы вы навсегда ушли из земли болгар и никогда не посягали на наши границы. А если кто пойдет на нас войной, вы должны воевать против них, послать свои дружины и ладьи…

– Пусть будет так! – после некоторой паузы вымолвил русский князь.– Клянусь богами, в которых веруем – Перуном и Велесом!..

– Сколько стоит клятва этих дикарей? – наклонившись к епископу, усмехнулся Цимисхий.

– Нельзя верить ни единому их слову…

– Напишем хартию, и скрепим печатью наш уговор, чтобы и дети наши соблюдали его, и внуки…– обратился к Святославу Цимисхий.

– Добро! – отвечал князь и, обратившись к Свенельду, произнес тихо и зло,– Мы перепишем хартию их кровью!..

Иоанн милостиво улыбался Святославу, а сам тихо говорил стоявшему рядом епископу:

– Пошлите гонца к печенегам, чтобы встретили нашего нового друга с "почестями"… Не забудьте сказать им про золото и про то, что войско князя нами изрядно потрепано…

Песня у костра снова замолкла. И в это время послышался голос Добрыни:

– Где князь?!.. Не видели князя?!..

– Что там еще? – шагнул навстречу дяде Владимир.

– Жена твоя…– начал, запыхаясь, Добрыня.

– Что с Рогнедой?!

– Она не в себе… руки на себя хотела наложить. Едва успели остановить…

Владимир почти побежал в сторону шатра Рогнеды. Добрыня едва поспевал за ним.

В своем шатре сидела Рогнеда с распущенными волосами. Запястья рук ее были перевязаны белой тканью, на которой выступали пятна крови. Несколько восковых свечей горели перед ней.

Две служанки, завидев вошедшего Владимира, вскочили и выбежали вон.

Рогнеда словно не заметила вошедшего мужа. Она смотрела на свои руки и, странно улыбаясь, говорила:

– Ты носил меня на своих руках, отче, и целовал меня. Называл меня полевым цветком, говорил, что будешь беречь меня больше всякого сокровища, и называл меня своей богиней…

– Рогнеда!..– тихо позвал Владимир, но та словно не слышала его и продолжала:

– Мир был теплый и светлый, и я не знала забот… А теперь темно и холодно, и все болит… Зверь лютый пришел и разлучил нас… Солнце черное и птицы молчат; нет больше радости, нет жизни…

– Рогнеда!.. – Владимир подошел совсем близко к ней, но она по-прежнему смотрела, будто в пустоту.– Это я, муж твой!..

Он попытался взять ее за руки. Она резко их отдернула, отпрянула назад. Одна из свечей упала, и пламя перекинулось на ее платье.

– Не смей прикасаться ко мне! Ты не муж мне, а насильник и убийца!..

Владимир бросился, чтобы погасить огонь, но Рогнеда метнулась в другую сторону. Огонь уже касался ее волос, но она не видела и не чувствовала этого.

Владимир все же догнал ее, руками погасил пламя.

Они стояли друг против друга, тяжело дыша. Рогнеда больше не вырывалась, слезы катились из ее глаз, и она все время повторяла: