В ответ на всё это некоторые ремесленники стали прибегать к юному старшине Василию и просить, чтобы его братчина взяла над ними защиту. Это было всего несколько мелких ремесленников, которые, зная благородный характер мальчишки, надеялись просто сесть ему на шею, и вовсе не платить ему под различными отговорками, пользуясь его защитой от других старшин. Но Василий хоть был совсем юн, но повёл себя не так, как от него ожидали.
– Я не буду собирать с вас дани и не стану над вами тираном, как Чурила, – отвечал он ремесленникам, – но всё же я помогу вам, если вы вступите ко мне в братчину. Я считаю, что ремесленники и охотники сами в силах себя защитить. Я же буду лишь вашим головой, если вы того захотите и не выберете другого. Каждый член братства будет платить не дань, а добровольную плату на вооружение и кормление ополчения. Но плата не будет обязательной и постоянной. Если кто не сможет заплатить, пусть не платит, достаточно будет того, что он с оружием в руках встанет на защиту своего добра. Если же пожелаете оставить меня головой, обещаю отчитываться перед братством за каждую гривну и ничего из общей казны не использовать для собственной наживы, а добывать себе средства своим трудом и хозяйством, как и все честные труженики.
Такие слова тронули ремесленников, и они дали Василию своё согласие. А затем слух о его благородстве разошёлся по всему концу. Многие ремесленники поняли эти слова так, что в братстве Василия те, кто смогут оплатить взнос и купить оружие, тем самым откупятся от необходимости сражаться, а те, кто победнее, не смогут заплатить и вынуждены будут выступать в рядах ополчения. Иными словами, бедные должны были сражаться за богатых, а богатые платить дань за бедных. И всё же многие бедняки из ремесленников обрадовались такой возможности и стали на равных правах вступать в братство Василия. Вступали и некоторые богатые, которых привлекало отсутствие воли к наживе у нового молодого старшины. Но богатые с большим трудом соглашались вступать в братство, а если соглашались, то с условием, что лучше заплатят больше, чем нужно, но не будут сражаться. А ведь Василий до сих пор не проявил себя в настоящем бою и показался людям только в кулачной драке. Но бояре должны были быть не только отменными воинами, но и хорошими ораторами. Василий говорил красиво и убедительно, демонстрировал всем широту своей юной души и бесстрашие перед врагом и действительно отчитывался перед братством за свои расходы, чем некоторым даже стал недоедать. И однажды такая политика привела к своему результату. Придя весенним днём в кузницу, Василий столкнулся с недобрым взглядом кузнеца Людоты.
– Видно, ты совсем страх потерял, мальчишка, – бранился кузнец. – Скажи, я не понимаю, кем ты себя возомнил? Думаешь, ты дружинник, сын Буслая. Да ты просто подмастерье, ты здесь никто.
– Остынь, Людота, что произошло?
– Приходили тут к тебе. И почему-то искали тебя у меня. Люди Чурилы, сукины дети. Вызывают тебя на бой. Под предлогом того, что ты не выдал им осенью Садка. Но это только повод, ты сильно перешёл им дорогу, причём всем, не только Чуриле. Нарушил их правила, по которым они живут ни одно поколение. И это тебе будет уже не кулачная драка, тут в ход пойдут уже ножи и дубины.
– Ну, палица у меня уже есть. Настучу Чуриле по голове. Он уже стареет, людей у него немного, народ против него возмущается. Это раньше он был охотником и мог в одиночку одолеть медведя, теперь он уже не может держать в порядке Людин конец.
– А кто сможет, ты что ли?
– Мне это и не нужно, – отвечал Василий. – Разве есть какая-то честь для боярского сына в том, чтобы руководить нижним концом города? Нет, Людота. Я просто хочу показать людям, что они сами могут защищать себя, как и было когда-то, без всяких Чурил. И даже князь им не нужен.