Такого оргазма у Галич не было никогда, ни с одним мужем и ни с одним любовником. Над случившимся нужно подумать и все тщательно проанализировать, но ей не дают на это время.

– Поднимайся, садись, не могу больше. Сейчас я буду трахать твой сладкий пирожок, хотелось бы, конечно, в ротик, но это все потом.

Он тянет Аду за руку, помогает встать, опуститься на пол, она видит, как Гена раскатывает по каменному стояку презерватив, выплевывая изо рта на пол упаковку. Нет ни стеснения, ни стыда, все нутро еще дрожит от прошедших оргазмов.

– Давай, пирожок, поворачивайся, да, вот так, вот же черт, у тебя шикарная задница.

– Ай! А ну, прекращай!

– Командовать в Парижах своих будешь, здесь все будет так, как я сказал.

Почему Галич позволяет так с собой обращаться, нагло и по-хамски? Нет, этому пока нет объяснения, она подумает об этом завтра, в самолете, по пути домой, но не сейчас и не сегодня. Сегодня она действует по установке Барбары, она отдается русскому мужику.

Легкий нажим на поясницу, прогиб, пальцы мужчины вновь скользят по промежности, возбуждают и стимулируют. Аделина оборачивается, Орехов напряжен, весь багровый, на виске и шее пульсируют вены. Он медленно, направляя член, входит во влагалище, издавая хрипы, а Галич напрягается, чувствуя, какой огромный у него член, как он растягивает и распирает ее.

– О-о-о-о… а-а-а-а…

– Да твою же мать, замолчи, Ада, не то я сейчас солью.

Орехов входит медленно и глубоко, влагалище принимает его, сжимая ствол, всасывая глубже. Ноги подкашиваются, сердцебиение учащается, не хватало еще отдать во время всего этого богу душу, но это будет самая сладкая смерть. Гена готов так уйти из жизни, но не в сорок лет, а в девяносто пять.

Ада чувствует каждый сантиметр движения внутри себя огромного члена. Его головка упирается в дальнюю стенку влагалища, и Гена замирает на некоторое время. Женщина даже ощущает, как он пульсирует внутри, так все сейчас чувствительно и остро.

Геннадий начинает плавные движения, кайфуя от происходящего, от такой тугой и истекающей соком промежности. Каждый раз, делая толчок, он входит до упора, касаясь яйцами половых губ, и его разрывает от удовольствия. Постепенно темп нарастает, и вот член уже выходит почти полностью и так же полностью заполняет, растягивая под себя тугое лоно.

Аделина стонет в голос, вновь хватается пальцами за край кушетки, но когда ее заставляют поднять правую ногу и положить на нее, проникновение становится еще глубже, а ощущения острее.

– Дьявол, какая ты узкая. Давай устроимся поудобней, забирайся обратно, сядь на колени, опусти попку.

Гена готов кончить уже давно, но, как мазохист, тянет время, он выходит, начинает целовать спину, рукой массируя клитор, помогая Аделине принять нужную позу.

Она поднимается, тело вновь трясет от возбуждения. Забирается на кушетку, садится на колени, ноги максимально разведены, попка свисает. Орехов сзади, целуя шею и лаская спину, рукой сжимает упругую грудь с набухшими сосками. Другая рука гладит промежность, задевая клитор.

Член пульсирует, мужчина одним резким движением входит, насаживая на себя сильнее. Движения резкие, проникновение глубже. Ада уже практически на грани, член так сильно ее растягивает, заполняя собой до предела. Кабинет наполняют шлепки, хлюпающие звуки, хрипы и стоны.

Нутро разрывает на части от удовольствия, ноги сводит судорогой, стенки влагалища начинают сокращаться. Ада кончает на члене, чувствуя, как он стал еще больше, его пульсацию. Орехов ускоряет темп, яйца тяжелеют.

– Боже мой! Да! Кончай, сладкая, да… А-а-а…

Орехов сам срывается на громкий стон, изливаясь мощными толчками в презерватив. Жестко войдя в последний раз, замирает, прижимая к себе влажное от пота тело Аделины, мнет грудь.