А ведь Ада взрослая, не связанная никакими узами и обязательствами женщина. В самом соку, полная сексуального желания, смущает лишь то, что она уже не сорок четвертого размера, как была в одиннадцатом классе. Но зато есть шикарная грудь и темперамент, с которым так никто и не справился. К тому же выпитое шампанское и желание поквитаться за прошлое придавало смелости. В конце концов, даже если ее предали, можно взять реванш, поиграть и бросить.

– Так ты выследил и пришел, чтобы освежить мне память? Это твоя новая методика подката к женщинам?

– Что-то типа того.

– Так не пойдет, Орехов, – Ада медленно убирает руки, ложится на спину, полотенце, прикрывающее ягодицы, падает на пол, она нарочно принимает сексуальную позу, втягивает живот, слегка раздвигая бедра.

– Что… что ты имеешь в виду?

– А на что это похоже, Орехов? Или ты сюда пришел только потрогать меня? Если да, то позови обратно массажиста, он трогал лучше и проваливай.

Провокация удалась.

О, взгляд и реакция Орехова были бесценны.

Геннадий думал, что его сейчас разорвет от гнева, от наглости Канарейкиной, но больше от желания.

Она была такая… такая сексуальная сучка, соблазнительная, манящая. Кадык дернулся, во рту пересохло, но Гена сглотнул несуществующую слюну, почесал бороду, уже имея взглядом во всех позах эту шикарную женщину.

Член сочился смазкой и марал белье, мужчина одним движением снял футболку, кинул ее в сторону. Галич снова напряглась, хорошо, что она не отказалась от шампанского, надо было выпить больше, тогда бы она сама трахнула Орехова прижав к стене. Но то, что Ада видела, ей нравилось: широкие плечи, заросшая густой растительностью грудь, Гена не был худым или атлетом, он был здоровым, тем самым мужиком, который может взвалить на плечо любую ношу.

Двадцать три года назад он был другим, и она была другой, время меняет, прошлое не изменить, но лучше об этом не думать.

– Позвать, говоришь, обратно массажиста? Нет, Канарейкина, не дождешься. Я тебя еще накажу за такие слова и за то, что устроила спектакль в ресторане.

И Гена делает то, что хотел сделать с первой секунды, как увидел эту женщину в ресторане, то, что хотел сделать уже давно, забыв, какая она на вкус. Он целует, нависнув на несколько секунд над Аделиной, обдав горячим дыханием, ухватив за затылок и сжав волосы.

Целует долго и жадно, кусая и сминая губы, засасывая их до боли, проникая языком в рот, издавая хрипы и глуша стоны Ады. Сегодня она точно от него никуда не сбежит, будет только кричать и молить о пощаде и одновременно просить, чтобы он не останавливался и не выходил из нее.

Мужская скользкая от масла ладонь по-хозяйски накрыла грудь, пальцы сжали уже твердый сосок, оттянули его, спустилась на живот, на лобок. Ада на инстинктах разводит колени, пальцы касаются набухших половых губ, задевают клитор, сквозь все тело проходит разряд возбуждения, как ток. Женщина отвечает на поцелуй, борода царапает лицо, она сама тянется, цепляется за плечи.

– Какая же ты мокрая… Голодная, да? Или ты всегда такая?

Геннадий шепчет в губы, голос хриплый, он бьет по нервам, а сам продолжает собирать выступившую влагу горячей девочки, размазывая ее по клитору и половым губам.

– Tais-toi et baise-moi. (Заткнись и трахни меня).

– Не знаю, что это значит, но звучит красиво. Скажи еще.

А ведь совсем недавно Галич и не думала, что будет об этом кого-то просить, тем более Орехова.

– А-а-а… Mon Dien…

– Да, да, только так ты будешь дальше кричать.

Орехов вновь впился в губы, проникая двумя пальцами во влагалище, начиная трахать Аду пальцами, чувствуя, как дрожат ее бедра. Голодная девочка, очень голодная, да он и сам был готов слить в штаны от того, какая она была горячая и влажная.