Идя в ногу со смутным и непонятным временем, руководство фабричонки, следуя моде, решило поучаствовать в подобном начинании. С одобрения городских и районных партийных органов обратилось в соответствующую организацию, та выбрала несколько более-менее подходящих кандидатов из числа молодых людей, пожелавших сделать себе быструю карьеру. Это примерно то же самое, что ловить поздней весной рыбу в мутной воде. Но ведь недаром итальянское слово «Модена» происходит от слова «мода».

Их было трое. Трое молодых кандидатов на пост директора, прошедших во второй, окончательный, тур. Один соискатель окончил местный политех по строительной специальности «Канализация и водоснабжение». Другой оказался разработчиком аппаратуры дальней связи, выпускником престижного баумановского училища в Москве, оказавшимся в Демидове по распределению. А выбрали в конечном итоге третьего.

Так, вместо пожилого директора с характерной обувной фамилией Сапожников в «Модене» появился молодой парень с простым русским лицом и таким же простым русским именем – Иван Васильевич Дементьев, шустрый не по возрасту и смышленый не по образованию, об обувном производстве не имевший абсолютно никакого понятия и представления.

Ему не было еще и тридцати. Был этот смышленый паренек простым инженером-литейщиком, прозябавшим на станкостроительном заводе сменным мастером в горячем цеху, которого из начальства все, кому не лень, имели и в хвост, и в гриву, причем каждую смену. От подруги-однокашницы, работавшей в областном центре научно-технической информации, случайно узнал, что объявили такой конкурс.

– Попробуй, – сказала она ему, – хуже не будет. Если не выиграешь, то хотя бы опыта наберешься. В жизни пригодится.

Как в воду глядела. Что он плел на собрании перед работниками фабрики, приводить не будем. Ничего нового о производстве обуви, о котором он не имел ни малейшего понятия, как мы уже отметили, он не сказал.

Впрочем, об обуви он имел понятие. Пару лет назад он попался на спекуляции женских югославских сапог и чудом избежал тюремного срока, отделавшись за взятку условным сроком по типу «два-двадцать». То есть он должен был по решению суда выплачивать по исполнительному листу, как злостный неплательщик банальных алиментов, в фонд государства двадцать процентов от своей заработной платы в течение двух лет. Но самое интересное было то, что об этом никто не узнал: в анкете он «забыл» этот случай указать, да его никто и не спрашивал, а в паспорте давно уже никто не ставит соответствующих пометок. А через год судимость сняли. Так что все было шито-крыто.

Через год с гаком молодой директор Дементьев взял себе в помощники не просто хорошего знакомого, а, можно сказать, лучшего друга, с которым познакомился на субботнике по подготовке ведомственного пионерлагеря «Спутник» к летнему сезону. Тот валял ваньку в плановом отделе того же завода рядовым экономистом. Но числился ударником коммунистического труда, как это ни странно. Правда, в том же году передовик этот уволился с завода и устроился по знакомству в областную контору материально-технического снабжения лесной промышленности начальником отдела приборов. Где и ударно проработал пару лет.

Они неожиданно подружились навек, стали – не разлей вода, как гамбургер и кока-кола, пиво и вобла, Леннон и Маккартни, Мамин и Сибиряк. Кое-кто даже подумывал, грешным делом, уж не любовники ли они? Его и назначил молодой директор своим замом по общим вопросам.

Дмитрию Сергеевичу Колесову было чуть больше – тридцать два года. Почти как Илье Муромцу или Илье Обломову. В конторе он был на хорошем счету у прожженного в снабженческих делах начальства. Имел хорошие карьерные перспективы. Кроме всего прочего, был высок, строен, смазлив и любвеобилен, словоохотлив и прогрессивно настроен.