Дитрих сжал руку притихшей Лизы и повел дочь в сторону, в обход пикника. Так безопаснее. От непредсказуемых компаний лучше держаться подальше. Они прошли по глубине лесочка и снова выбрались на грунтовую дорогу. Вскоре, как и предсказывал рыбак, начались старые дачи с разноцветными, заросшими зеленью домиками, с заборами из штакетника или сетки-рабицы. Было немноголюдно, иногда сквозь просветы малиновых кустов виднелась какая-нибудь женщина в цветастой футболке и бриджах, склонившаяся над грядкой.

За дачным посёлком начались высокие сплошные заборы. Всюду было перекрыто и загорожено – частная собственность. Иногда в случайные щели или в приоткрытые для выезда автомобиля ворота проглядывали красивые дома и голубые бассейны. Потом пилигримы угодили в уличный тупик, упирающийся в контрольно-пропускной пункт, пришлось возвращаться и обходить, довольно далеко.

Наконец они вышли к очень старому бетонному мосту-плотине, под которым вода перетекала через четыре широкие трубы. Берег по обеим сторонам моста был укреплён стенками, выложенными из позеленевших от сырости бетонных блоков. В зазорах между ними прорастала трава. Путники перебрались на другой берег. Они порядком устали и проголодались. У старой ивы, на площадке, образованной оставленной строителями галькой, засохшими излишками бетона, валялись кучей корявые ржавые железяки и длинный обрезок двутавра. Здесь, рядом, на сухой выцветшей траве, путешественники и устроили небольшой привал.

Пройдя мимо длинных теплиц и тюрьмы, пилигримы неожиданно вышли на свинтусовую ферму. В воздухе стоял густой запах навоза. Ферма была обширная, и путники стали обходить её вдоль ограждения.

За грязной жердяной изгородью царили суматоха и беспорядок, раздавался визг. Бестолковые рыла суетливо толклись вокруг огромной грязевой лужи. Время от времени одна из харь разбегалась и со всей дури плюхалась в жидкое месиво. Комья грязи и брызги летели на окружающих в сопровождении дикого восторженного рёва.

– Хук обрызгал больше всех! – орал здоровенный хряк с фиолетовой мордой и маленькими беспокойными глазками.

– Е-е-е! Ещё! – неистовствовала толпа.

– Теперь очередь Хека!

В сторонке несколько мохнатых существ толкались, не решаясь вступить в настоящую драку. Вырывали друг у друга из лап какие-то, вероятно съедобные, ошмётки неприятного вида.

– Отдай!

– Это мой кусок!

– Нет, это мой кусок! Я его первый заметил!

– А я его первый схватил! Я не видел, как ты его заметил. Кто схватил, тот и ест!

– А мне блевать! Я сейчас у тебя выхвачу! И в глаз заеду.

Толстый грязно-розовый Хек развил приличную скорость, но перед самой лужей неловко поскользнулся, грохнулся о твердь и заскользил всей тушей, создавая впереди себя волну, а позади – широкий оплывающий след.

– У-у-у! – ревели зеваки.

– Папа, кто это? – шёпотом спросила Лиза.

– Свинтусы.

Пилигримы двигались вдоль изгороди, с любопытством поглядывая внутрь. Группа свинтусов организовала кучу малу. Какой-нибудь толстяк пытался взобраться поверх груды, на третий или четвёртый слой и стать вершиной пирамиды. Самые нижние распластано валялись рылами в грязи и блаженно улыбались. У толстяка ничего не получалось, он кубарем скатывался вниз, оглашая воздух яростным хрипом. Его немедленно заменял другой боров, который тоже лез на кучу.

Поодаль несколько особей хлебали из длинного корыта серую вязкую киселеподобную массу, которая крупными каплями выпадала из кранов. Один свинтус валялся на спине прямо в жёлобе, подставив под кран раскрытую пасть. Из другого крана ему капало в область причинного места, отчего он каждый раз с видимым удовольствием коротко содрогался.