В дороге было не до разговоров – обе нервничали и считали минуты, боясь опоздать. Афелиса запретила открывать шторку, и сквозь узкую щель почти ничего не удавалось рассмотреть. Лишь мелькание зелени, к которой вскоре добавились белые и кирпично-красные стены, блеск окон, яркие пятна ставен, декоративные копья и завитушки оград.

Постепенно зелени становилось меньше, а кирпича, железа и камня – больше, дома длиннее, заборы и ставни – причудливее. Копыта лошади дробно грохотали по мощеной улице. Людей Вероника почти не увидела, наверное, в жаркие послеобеденные часы горожане избегали прогулок. Время было выбрано идеально: вероятность попасться на глаза и быть узнанными казалась ничтожно мала.

– Выходи сразу за мной, не мешкай, – велела Афелиса, когда экипаж замедлил ход. – Лишнего не болтай. Возьмешь что нужно и возвращайся сюда, не задерживайся в лавке, и на улице не стой, смотреть там все одно не на что. Я сделаю кое-какое дело и вернусь.

Едва Вероника успела ответить, что все поняла, как карета, вильнув, остановилась, и Афелиса выскользнула наружу. Тротуар здесь был совсем узкий, а кучер свое дело знал: встал так близко, что дверца экипажа почти соприкасалась с дверью лавчонки, если открыть их одновременно. Так что разглядеть удалось только кусок улицы, мостовую, высокий первый этаж мрачного темно-серого дома с закрытыми ставнями и вывеску в средневековом стиле с выцветшим изображением лебедя, держащего в клюве какой-то цветок.

Местные монашки одевались в белое. Длинные, очень простые глухие платья и накидки на волосах, свисающие примерно до колен и вызвавшие у Вероники ассоциацию со старомодной фатой невесты. Впечатление усиливалось веночками из искусственных белых же цветов, обрамлявшими их лбы. Нижняя половина лица каждой из женщин скрывалась под повязкой, похожей на медицинскую маску.

Все вместе выглядело довольно забавно, но едва взгляды всех троих монашек обратились к ней, смеяться Веронике расхотелось. От них исходила некая давящая, тяжелая воля.

«Маги, – вспомнила Вероника, как можно вежливее здороваясь. – Они все маги. Не стоило мне сюда приходить – а ну как догадаются, что со мной дело нечисто?»

– Что вам угодно? – спросила тем временем та, что стояла за прилавком.

– Моей подруге нужно снадобье для безупречного лица, – скромно опустив ресницы, произнесла Афелиса и добавила тише и не так уверенно: – А я хотела бы встретиться с сестрой Вилмой.

Ее щеки чуть заметно покраснели. Монахиня окинула покупательниц непроницаемым взглядом и позвонила в колокольчик. Прибежала девчонка лет десяти, тоже в белом, но без «фаты», и ее послали за той, про кого спрашивала Афелиса.

Чтобы достать зелье, продавцу понадобилась стремянка. Вся стена позади нее состояла из ящиков, а искомое хранилось едва не под потолком. Монашка ловко взобралась и спустилась по лестнице, даже не запуталась в длинных юбках.

Пока Вероника расплачивалась за малюсенькую склянку, явно рассчитанную на одно применение (в местных ценах она совсем не разбиралась, но за бутылочку пришлось отдать едва ли не все деньги, найденные в заначке Доминики), за ее спутницей пришли.

Коренастая монашка с глубокими морщинами вокруг маленьких недобрых глаз увела побледневшую как мел Афелису куда-то за боковую дверцу. Та, что стояла за прилавком, взглянула им вслед с холодным равнодушием. Никто не произнес ни слова.

– Благодарю вас, – спохватилась Вероника, вспомнив данные ей указания. – Всего доброго.

Раскланявшись, она выскочила на улицу и почувствовала огромное облегчение. Это помещение, ярко освещенное, почти пустое, если не считать множества ящиков и полок, пахнущее аптекой, почему-то пугало ее. Как в детстве, когда она панически боялась визитов в поликлинику.