Вспомнив, что Доминику-то эти девчонки успели узнать как следует, она запнулась. Ее предшественница явно не пользовалась всеобщей любовью. Невольно она коснулась непривычно пухлых щек кончиками пальцев. 

– Неужели они просто меня стыдятся? Не хотят, чтобы за ними увязалась толстая, неуклюжая, прыщавая соседка?  

Эта догадка разозлила, но в то же время вдохновила как можно быстрее стать той, с кем не стыдно будет показаться где угодно. Например, на злополучном балу, о котором все вокруг только и говорят. Сколько там до него, две недели? 

– Всего ничего... Вряд ли успею добиться заметных результатов. Но если ничего не делать, то и вовсе никаких не добьюсь. 

Не удержавшись, она вновь посмотрела на себя в зеркало. Чисто вымытые волосы и лицо уже улучшили ситуацию, но кожа... Нос в черных точках, тут и там краснеют прыщики. Нужно срочно раздобыть нормальную косметику. 

Сейчас ничего подходящего у нее не было – несколько баночек с непонятным содержимым, найденных в вещах Доминики, доверия не внушали, и Вероника решила отложить уход за лицом и заняться упражнениями, пока соседки ушли. Все равно она планировала делать это дважды в день, утром и вечером, потому что долгих нагрузок новое тело не выдерживало.  

Чтобы заодно привести нервы в порядок, она выбрала простенький комплекс йоги – когда-то он служил ей для расслабления после нормальных тренировок. 

Она принесла из ванной песочные часы. Здоровая молодая деваха должна минуту простоять в планке, даже если никогда не занималась спортом. Особенно если не занималась. Словно в отместку Доминике, Вероника хотела наказать ее тело, несмотря на то что в результате причиняла страдания себе самой. 

Еле-еле она придала рыхлой туше правильное положение, удержать которое оказалось той еще задачей. Живот висел тяжелым бурдюком, а силенок неразвитого пресса не хватало, чтобы его втянуть. Попа сама собой открячивалась к потолку, поясница сразу же заныла. 

Вспоминая самые первые занятия с инструктором, Вероника выстроила позу более-менее правильно и замерла, стараясь успокоить разум и погрузиться в созерцание, наблюдая за собой как бы со стороны. Вернее, за невозможно тонкой струйкой песка в часах, которая так и притягивала взгляд. 

“Минута. Всего одна минута. За это время даже сообщение не напишешь”. 

Но конкретно эта минута тянулась так долго, что можно было переписать “Войну и мир”. Руки тряслись мелкой дрожью, спина отваливалась. Половина времени позади – для первого раза вполне достаточно. Тем более для девушки, за всю жизнь ничего тяжелее вилки не поднимавшей... 

Отследив эту мысль, Вероника продолжала стоять. Это все лень и жалость к себе, то, с чем она должна бороться. Минуту может выдержать любой, никто еще не умер, стоя в планке. 

“Выдержу до конца – сумею справиться и с остальными проблемами,” – загадала она. Понимая, что все – еще секунда, и она упадет. Невыносимо чесался нос. Плечо прострелила боль. Висок щекотала капля пота. Стиснув зубы, Вероника терпела и стояла.  

И только когда упала последняя песчинка, она рухнула лицом в пол, впервые почувствовав, что все еще осталась прежней, той самой Вероникой, которая не привыкла унывать, шагала по жизни с улыбкой и добивалась всего, чего желала. 

– Целых две недели! – выдохнула она. – Времени вагон, хватит, чтобы даже из этого мешка с трухой человека сделать. 

***

Вероника совершенно напрасно переживала о том, как будет общаться с воспитанницами пансиона госпожи Эббет, не рассказывая им об амнезии. Оказалось легче легкого: ни одной живой душе в этом огромном доме не было до нее дела. Даже если она и вела себя не так, как обычно, никто не замечал.