Русалки засмеялись звонко, сорвались с берега и вмиг в озеро бросились. Мелькнули прозрачные, стройные тела и длинные волосы – только брызги полетели во все стороны. Аромат тот волшебный пропал сразу, словно не было благоухания того дурманящего. И снова тишина воцарилась на берегу, будто и не говорила с русалками. Чудеса!

Тут я встрепенулась, точно в плечо кто-то толкнул. По сторонам поглядела, да на берег другой. Нет ли там дев прекрасных? Но берег оказался пустым, только сойки по песку скачут. Было ли что или мне привиделось? Сразу припомнила, что мне о матери сказали. Бедная моя мама…

Я разволновалась. Если правда и не привиделось мне то, что ночью случилось, стало быть, и во мне русалочья сила есть? Видать, о ней мне Велеслава говорила.

И что же делать с ней, с этой силой? Как использовать? Вспомнилось, как рыжая оторвалась от земли и на ветку дубовую рядышком села. Если дар на мне русалочий, и я так смогу? Подняла руки, глаза закрыла и представила, как лечу высоко. Но ничего не вышло.

Что же! Летать, видно, трудное занятие. Попробую иное! Побежала и прыгнула в воду. Думаю – поплыву, как рыба какая быстрая, а сама барахтаться стала, чуть не захлебнулась. Не знаю, как ногами до дна достала. Подхватила меня волна и выбросила на берег. Обидно и досадно стало.

Так и побрела домой, вся мокрая и в тине. Видать, человечьего много слишком. Либо никакая не русалка я…

Вот же сон какой чудесный привиделся! Ах, как хотелось поверить в него! А коли не сон? Но почему тогда не полетела и не поплыла?

Светало уж вовсю.

В некоторых дворах хозяйки расхаживали, потягиваясь и зевая. А я быстренько мимо них пронеслась, чтобы не увидели и не приплели лишнего. Скажут ведь, что в лес ворожить хожу и мужиков добрых приваживаю. Сплетничать станут. Русалки недаром про злость людскую сказывали. Даже если то сон был, уж больно он мне в душу запал. Никому о нем не скажу, даже знахарке моей. Тем более, что она мне велела к Владару милее быть. Чего-чего, а от нее такого не ожидала!

В дом я пробралась тихо, ни одна половица не скрипнула. Хотелось еще вздремнуть, да скоро все равно вставать придется. Батюшка не даст в постели отлежаться, на работу погонит. Иногда сдается, что не любит он меня. Смотрит порой не то с гневом, не то с подозрением. Сама не знаю, чем я ему так насолила. Разве что характером и обращением, разговорами смелыми.

Ну, раз не удастся поспать, то делом займусь. Напекла пирожков, сварила кашу, да в печи оставила греться на углях. Как раз отец встанет и будет угощение ему. Сама на двор пошла, воды принесла, бросила сена лошадям. Лошадей у нас немного. Два тяжеловоза и одна кобыла, на которой ездить позволено. Я ее иногда в поле вывожу, чтобы побегала. Да и самой прокатиться бывает так приятно.

Лошадь – настоящий ветер! Летишь, вокруг синь да зелень, травы всякие пахнут. Отец не любит, когда на лошадь сажусь. Говорит, что девкам не пристало «на коне скакать, что мужику». А мне что делать, коли на телеге скучно? Не страшно вовсе, да и не видят меня деревенские. Я уж стараюсь, чтобы не выдавать своего умения. Но если прознают, пущай языками мелют. От молвы ничего не сделается. Батюшка только вздыхать и бровями дергать недовольно в моем присутствии может. Мне уж привычно.

На сей раз, к удивлению, отец даже похвалил, как спустился в горницу. Не ждал, что встану рано и все поспею сделать. Он поискал по углам чего-то, пошлепал губами да за кашу уселся. Ел да похваливал. Надо же!

– Добрая каша вышла. Молодца, Марешка! Тебе на пользу сватовство пошло. Глядишь, и жена из тебя удастся недурная для Владара.