– Мы с папой в то время были ещё очень молоды, – не менее лаконично высказалась Бина. На том разговор и иссяк, и возобновить его не было ни малейшего шанса.

Так или иначе, через два дня после расшифровки послания древняя семейная легковушка-универсал, которую молодое поколение называло «старой развалюхой», тихо ехала по дороге, проложенной посреди нежных пейзажей французского юга.

– Ах, Прованс! Чувствуете, как воздух благоухает? – спрашивала Бина, сидевшая за рулём, опустив окно.

Это чувствовали все.

Они переночевали в Лионе и проехали ещё один участок шоссе, а затем углубились в поля по всё более узким просёлочным дорогам: одна деревенька, потом другая, – они тоже всё время уменьшались, – и вот уже их окружали пастбища, лавандовые поля, рощицы, ручейки и каменные дома, купающиеся в зелени.

Ласло высунул руку из окна и время от времени делал вид, что срывает торчащий из канавы цветок. Маркус принялся считать пасущихся лошадей, Имоджен ворчала, что лучше бы её оставили дома, а Зельда, балансируя на самом краю сиденья, следила, как синяя точка скачет по карте на экране планшета.

– Направо, – скомандовала она вдруг.

Бина повернула, и под колёсами зашуршала галька.

Тогда Зельда положила чехол с планшетом на коленки и откинулась на спинку сиденья между братом и сестрой.

– Ты уверена, что нам сюда? – спросил её Маркус.

– Дальше карта молчит, – ответила девочка. – Там отмечен выезд на просёлочную, а потом… красивый голубой прямоугольник.

– Это, наверное, большой бассейн! – весело воскликнул Ласло.

– Я сильно сомневаюсь, – донёсся сзади голос Имоджен.

– Вы тоже слышите этот шум? – громко спросил Маркус.

– Это цикады, – ответила Зельда.

И в самом деле, сейчас, когда старая легковушка ехала не быстрее человеческого шага и шум её мотора превратился в еле слышное бормотание, из окон доносился оглушительный концерт насекомых.

– Да нет, не этот… – озадаченно сказал Маркус.

– Какой же тогда?

Маркус сделал странное лицо, как бы давая понять, что он, наверное, ошибся или больше не слышал этот шум, откуда бы он ни доносился.

– Похоже, приехали, семейство… – объявила Бина.

Дорога из белой гальки поворачивала направо, следуя за назойливой благоухающей изгородью, и шла к высоким воротам, которые стояли открытыми. По ту сторону виднелась липовая аллея, длинные ветви деревьев пестрели листьями. А в глубине аллеи стоял дом.

Они посмотрели на него, и каждый принялся изучать дом по-своему, не говоря ни слова. Это был большой старый особняк в несколько этажей с оштукатуренными вставками на каменных стенах, увитой диким виноградом башенкой и – с противоположной стороны – террасой на втором этаже, где виднелось несколько больших белых пляжных зонтов. Ставни на арочных окнах были выкрашены в изящный тёмно-зелёный цвет бутылочного стекла. А большие, пузатые терракотовые вазы подмигивали гостям из сада.

Подождав, пока Бина выедет на площадку перед домом, члены семьи Интригио вышли из машины. Было очень жарко, вокруг неистовствовали цикады. Посреди площадки стоял старинный круглый фонтан; он не работал и превратился в декоративный бассейн, заполненный тёмной водой, в которой лениво плавали несколько гигантских карпов.

Их машина оказалась не единственной: рядом стояли припаркованными ещё две.

Маркус размял руки и зевнул от души, лениво разглядывая рваные следы, оставленные в небе самолётами, а его сестра Зельда сосредоточилась на двух автомобилях, стоявших на покрытой галькой площадке.

– Что там говорит твоя дедукция, мой маленький гений? – спросил папа Ласло, взъерошив ей волосы.

– О, массу всего, папуля, – ответила она. – Одна из машин английская, потому что у неё правый руль и жёлтый номер. А вторую, думаю, арендовали в аэропорту Ниццы: на ней наклейка автопрокатной компании. И ещё, если как следует присмотреться к бороздам, оставшимся на гальке вокруг фонтана, кажется, что здесь была по меньшей мере ещё одна машина, только она уехала. – Она посмотрела на Ласло. – Может быть, такси? Ты что-нибудь ещё заметил?