Бабушка несла на коромысле лепешки, а жена Ван Вэньи – ведра с похлебкой из золотистой фасоли. Они с облегчением увидели вдали печальный каменный мост через Мошуйхэ. Бабушка радостно сообщила жене Ван Вэньи:

– Тетушка, наконец-то мы дотащились!

После замужества бабушка всегда жила в достатке и роскоши, от тяжелого коромысла на нежном плече остался глубокий фиолетовый след, который сопровождал ее до конца жизни и вместе с ней вознесся на небо, став славным символом героической борьбы бабушки против японских оккупантов.

Отец увидел ее первым. Повинуясь какой-то таинственной силе, он повернул голову на запад, тогда как взгляды остальных были прикованы к неспешно приближавшимся грузовикам. Отец увидел, как бабушка огромной ярко-красной бабочкой медленно летит в его сторону. Он громко крикнул:

– Мама!

Его крик словно бы послужил приказом, и японцы открыли с грузовиков кучный огонь. На крышах были установлены три ручных пулемета «Тип 11»[32]. Звук выстрелов был мрачным, как лай собак в дождливую ночь. Прямо на глазах отца куртка с треском лопнула на груди матери, и образовались две дырочки. Бабушка радостно вскрикнула, рухнула на землю, а сверху ее придавило коромыслом. Две плетеные корзины с лепешками разлетелись в стороны, одна укатилась на юг от насыпи, а вторая – на север. Белоснежные лепешки, ярко-зеленый лук и раздавленные яйца для начинки рассыпались по сочной траве на склоне. После того как бабушка упала, из квадратного черепа жены Ван Вэньи прыснула красно-желтая жидкость – брызги разлетелись аж до гаоляна под насыпью. Отец увидел, как эта маленькая женщина, сраженная пулей, пошатнулась, потеряла равновесие, накренилась к южному склону насыпи и скатилась к реке. Ведра, которые она несла на коромысле, опрокинулись, и похлебка растеклась, словно кровь героев. Одно из железных ведер, подпрыгивая, докатилось до реки и потихоньку поплыло по темной воде, миновало Немого, пару раз ударилось об опору моста, проскользнуло под пролетом и оставило позади командира Юя, моего отца, Ван Вэньи, Седьмого и Шестого братьев Фан.

– Мама-а-а! – в ужасе крикнул отец и метнулся к насыпи.

Командир Юй попытался схватить отца, но не сумел. Он прорычал:

– Вернись!

Отец не слышал приказа, он ничего не слышал. Маленькая худенькая фигурка отца мчалась по узкой насыпи, на ней играли пятна солнечного света. На подходе к насыпи отец выкинул тяжелый пистолет, и тот приземлился на золотисто-желтый цветок латука с поломанными листьями. Раскинув руки, словно крошечный птенчик в полете, отец несся к бабушке. На насыпи было тихо, можно было услышать, как оседает пыль, вода, казалось, лишь светится, но остается неподвижной, а гаолян под насыпью стоял безмятежно и торжественно. Маленькая худенькая фигурка бежала, но отец казался величавым и героически-прекрасным. Он пронзительно кричал «мама-мама-мама!», и это слово было насквозь пропитано кровью и слезами, родственной любовью и высоким порывом. Отец добежал до конца восточной части насыпи, перемахнул через заграждение из грабель и начал карабкаться по склону западного отрезка насыпи. Под дамбой промелькнуло окаменевшее лицо Немого. Отец добежал до тела бабушки и позвал ее. Она лежала на насыпи, уткнувшись лицом в траву. На спине у нее виднелось два пулевых отверстия с рваными краями, из которых пробивался запах свежего гаолянового вина. Отец потянул бабушку за плечи и перевернул. Лицо бабушки не пострадало, на нем застыло серьезное выражение, ни одна волосинка не выбилась из прически, челка свисала на лоб пятью прядками, кончики бровей слегка опустились. Глаза бабушки были приоткрыты, губы казались пунцовыми на пепельном лице. Отец схватил теплую бабушкину ладонь и снова позвал ее. Бабушка распахнула глаза, и лицо расплылось в невинной улыбке. Она протянула сыну руку.