И, наконец, как у Чехова, то, что вы все так давно ждали, – случилось. Взлетели. Летим. Лететь через сопки и тайгу, где-то 500 километров. На полпути начала расти температура масла левого двигателя. Через некоторое время левый двигатель благополучно заклинило. Летим на правом, как в известной песне – на честном слове и на ОДНОМ КРЫЛЕ.

Впереди 250 километров пути. Под крылом проплывает тайга. В голове медленно проплывает вся моя коротенькая жизнь. И очень страшно.

На подлете к нашему аэродрому стала расти температура масла правого двигателя. На борту полторы тонны взрывчатки. Второй двигатель заклинило уже во время посадки, когда самолет планировал к посадочной полосе. Был бы посильнее встречный ветер – подумать страшно. И самолет мертвым грузом надолго застрял на нашем аэродроме.

Поэтому, когда комдив увидел меня на своем аэродроме в очередной раз, он то ли в шутку, то ли всерьез заорал на весь аэродром: «Дежурный по части, этого старлея на аэродром и к самолетам не подпускать!!! Это вредитель, диверсант!!! При обнаружении открывать огонь на поражение!!!»

Тем не менее, при встрече всегда здоровался первым: «А, Кирпичев! Ну здравствуй, вредитель!!»

До того как пришлось познакомиться с командиром нашей авиационной дивизии лично, он уже знал меня заочно. В первые полгода своей службы я поднял дивизию по тревоге!!!

Накануне нас построил командир части и по страшному секрету объявил, что по имеющимся сведениям, завтра, без предупреждения, внезапно, командование округа объявит тревогу. Поэтому всем приготовиться и действовать согласно штатного расписания.

Первая тревога!!!! Конечно, я приготовился! Тревожный чемоданчик, полевая форма, будильник на 5:00. На всякий случай. И пораньше лег спать. В 5:20 в полевой форме с тревожным чемоданчиком уже был у автопарка. По дороге сталкиваюсь с нашими водителями (как потом оказалось, они шли штатно, для обеспечения полетов).

– Это что, тревога началась? – ору.

– Началась, – буркнул кто-то спросонья.

– А где мои!? – И пулей полетел в казарму. Залетел и заорал:

– Рота, подъем, тревога! Посыльные на выход!

И на свое рабочее место.

Через час построение. Все в полевой форме, батальон поднят по тревоге, авиаполк в повышенной боевой готовности, командование дивизии на ушах. Никто не может понять, откуда прошла команда! И кому докладывать, что дивизия поднята по тревоге?! Разобрались.

Дивизию по тревоге поднял лейтенант Кирпичев!!!

И меня потом еще полгода называли «зам. командира дивизии».

Когда я служил в ОБАТО на должности Начальника АвтоТЭЧ, в подчинении у меня было несколько прапорщиков. Каждый из них обладал каким-то особым талантом. Один виртуозно открывал любые замки и понемногу учил этому меня. Другой обладал необыкновенными коммуникативными навыками и мог договориться практически с любым. Полезный навык! Так как приходилось постоянно мотаться по сторонним автомобильным организациям в поисках взаимовыгодных обменов, это было необходимо. И я старательно учился коммуникации.

Третий, назовем его образно прапорщиком Ящуком, обладал своим особым талантом, который трудно было назвать полезным, но он выделял его из всего коллектива батальона.

Он умел исчезать на глазах у всех.

Если прапорщик Ящук напивался в рабочее время, он шел домой. Но он не мог уйти просто так – он просто не мог идти. Прапорщик Ящук всегда напивался до состояния, когда едва держался на ногах, но то, что домой надо идти, усвоил четко. Его талантом было то, что на глазах у всего коллектива он делал это незаметно. При этом он умудрялся взять чей-то велосипед и идти, держась за него. Только что он был здесь, и уже исчез – ни его, ни чужого велосипеда нет.