– Жители Лица, мы многие десятилетия жили по одним законам, но, видимо, настала пора выбрать новую дорогу. Король Рейн показывает нам достойный пример, и Церковь поддержит его слова. Я обещаю, что они будут вынесены на обсуждение Совета, и вместе мы примем правильное решение.

Рейн плотно сжал губы. Примут они, как же! Я-Эльмон обвинит В-Бреймона, а может, У-Дрисана, или еще кого, а те – других и ни черта не изменится. Но это только пока. Он заставит их не просто нервничать – извиваться, как на раскаленной сковороде, и искать лазейку. Ее не будет.

***

Когда мимо Я-Эльмона прошла вереница послушников с признаниями, а первый День Покаяния закончился, снова стемнело.

Рейн сел в карету: самую простую, устаревшей модели, чтобы напоказ выставить смирение короля. Даже охрану отпустили, показывая его равенство с народом: один лишь Алкерн, как верный сторожевой пес, сидел напротив, и Рейн понял, что это его шанс.

Стоило лошадям зашагать по мостовой, камердинер достал из нагрудного кармана записную книжку в кожаной обложке и ручку и начал писать, сверяясь с часами. Он часто так делал, и Рейн подозревал: тот тщательно, в деталях описывал проступки короля, чтобы затем представить их советникам.

Рейна мотнуло влево – карета свернула с широкого проспекта Воинов на юго-запад, к границе Прина, прочь от дворца или Дома Совета.

– Куда мы?

– После покаяния вы должны посетить гильдию ученых. Вас пригласили на демонстрацию, – камердинер сделал паузу. – Ученые называют это телеграфом. Кир Л-Арджан, я предупреждал вас еще в понедельник.

Рейн, кивнув, отвернулся к окну. Он мог поклясться, что разговора не было. Ложь означала одно – сегодняшний проступок достиг границ дозволенного, его везут куда-то, чтобы напомнить истинную роль – роль марионетки.

Что это будет: опять железо и плети или только проповеди? А может, приватная беседа с кем-то из Совета? Там – это где? Верить в ложь об ученой гильдии не стоило – дорога в Мыс только что осталась за поворотом. Черный дом тоже лежал в другой стороне.

Значит, надо использовать шанс, хотя мысль о том, что делать, сбежав, колола хуже занозы. Мириться с Советом Рейн уже не мог, но один, без поддержки, без денег?..

Придется узнать, вот и все.

– Я должен вам кое-что передать, – начал Алкерн и, отложив записную книжку, потянулся в нагрудный карман.

Король оценивающим взглядом посмотрел на камердинера. Вот уж кто явно знал многое и умел дергать за ниточки. Аккуратный костюм, идеально выбритое лицо, строгий учительский взгляд – все вызывало ненависть, словно собой он воплощал весь Совет.

Рейн схватил записную книжку. Страницы были разделены на две колонки. Слева – аккуратные ряды часов и минут, справа – безукоризненно ровные записи, касающиеся короля. Следил. Доносил. Ясно.

– Король Рейн! – воскликнул Алкерн. – Что…

Тот вскочил. Карета качнулась. Рейн схватил Алкерна за волосы и ударил головой о боковую стенку, затем взял обмякшего мужчину за галстук, перекрутил через шею и потянул на себя, одной ногой уперевшись о скамью.

Душа, Рейн улыбался. Черт возьми, так будет с каждым из Совета. Сами лишили того, кто мог указать верный путь.

Рейн выпустил Алкерна, и комердинер мешком повалился на бок. Карета качнулась вновь.

Он рывком открыл дверь и выпрыгнул, сгруппировавшись. Мостовая встретила ударом. Рейн перекувыркнулся, оттолкнулся от земли и бросился по улицам. Перед глазами скакали черные точки, к горлу подступила тошнота, но сзади слышались крики, лошадиное ржание, и он все бежал и бежал – на восток, снова в Канаву, к жизни ноториэса.