– Господи, строит из себя великого специалиста, а на самом деле – пустое место, как и ее преподобный Петр Карлович! – донесся до девушки писклявый голос Нины Петровны, заставивший ее непроизвольно остановиться.

– Вот и я говорю, слишком много о себе в последнее время воображает! – вторил писклявому голосу приглушенно-заискивающий.

– Да у них вся семейка сумасшедшая! Мать с отцом неизвестно куда подевались – это ведь проще всего сказать, что погибли! А бабулю Вы ее видели? Стоит на нее посмотреть, так сразу поймешь, куда они сгинули. Бабку-то не трогали, наверное, по причине глубокой старости, но что она не в своем уме была – так это однозначно!

– А помните, какую трагическую сцену эта госпожа устроила, когда ее бабуля богу душу отдала? – приглушенно-заискивающий голос Качневой взвизгнул от негодования.

– Как ни помнить! Ах, не трогайте ее, у нее сумасшедшая бабуля умерла, какое горе! – писк плавно перешел в циничное хихиканье.

Ева стояла посредине коридора как вкопанная, с мертвенно- бледным окаменевшим лицом. Неимоверным усилием воли, отлепив налившиеся свинцом ноги от пола, не разбирая дальнейших слов продолжающегося диалога из-за шума и свиста в ушах, она стремительно подскочила к приемной и рванула дверь на себя. Испепеляя взглядом оторопевших участников «занимательного» разговора, Ева, вне себя от ярости, отрывочно бросила им в лицо:

– Что же вы за люди такие и как вас только земля носит! Для вас же не существует ничего святого, боже, какая мерзость!

Развернувшись, она вылетела прочь, оставив неподвижно застывших сплетниц наедине с их совестью.

Как во сне сбежала Ева по лестнице. Не разбирая пути, она шла по улице с искаженным от невыносимого страдания лицом. Прохожие удивленно оглядывались на нее, один из них даже участливо тронул Еву за рукав: – Девушка, вам плохо?

Наконец, она остановилась. Сердце гулко и неровно колотилось в груди, дышать было тяжело. Внезапно к горлу подкатил ком. Ева испугалась и судорожно сглотнула. Жадно ловя ртом свежий морозный воздух, она окончательно пришла в себя, и огляделась. С трудом сообразив, где находится, девушка почти бегом направилась к ближайшей остановке. На улице совсем стемнело. Обычная толчея среди людей в автобусе оказалась спасительной, острая боль у самого сердца немного отступила.

Сдерживая себя на людях, Ева, едва переступив порог родного дома, немедленно разразилась горькими и безутешными рыданиями. Позже, с опухшими от слез глазами, чуть успокоившись, она принялась обдумывать свои дальнейшие действия. «Сделать вид, что ничего не произошло, и спустить им все с рук – не тут-то было! – лихорадочно проносилось у девушки в голове. – Я им не Петр Карлович, о которого можно ноги вытирать, а он будет по-прежнему улыбаться. Нет, я так этого не оставлю, я что-нибудь обязательно придумаю!»

Ева в возбуждении принялась расхаживать по комнате, придумывая планы отмщения один страшнее другого. В конце концов, ей пришлось отказаться от них, так как справедливости ради надо признать, что все они никуда не годились. Не зная, что предпринять и, словно надеясь получить совет у бабушки, она прошла в ее комнату, и, не включая свет, в полном изнеможении опустилась на кровать, на затканное чайными розами покрывало, прямо на забытую во время недавней уборки книгу. Испуганно подскочив, Ева тупо уставилась на лежащий перед ней фолиант. Постояв несколько минут в раздумье, она неуверенно взяла его в руки и, прижав к груди, стремглав вылетела прочь из комнаты.

Весь оставшийся вечер Ева посвятила изучению содержимого книги. К удивлению девушки, данный труд был совсем не похож на современные издания в ярких обложках. Это было нечто другое, завораживающее и пугающее одновременно. Пролистав добрую половину книги, она нашла наиболее подходящее, на ее взгляд, наказание для зарвавшихся кумушек. Подробная инструкция проклятия с последующим перемещением наказуемого в преисподнюю заинтересовала ее. Вместе с тем, простые манипуляции, исполняемые при совершении заклятья, вызвали у нее смешанное чувство разочарования и недоверия.