Красный развернулся и присел, поворачиваясь к дотошно проверяющему его Эксперту другим боком. Тот похлопал космолёт по покореженному когда-то корпусу, прошептал что-то, вновь похлопал.

Лорна с удивлением отметила эти жесты и поинтересовалась:

– Мы на нем полетим?

– Да, – кивнул Рэй. – Пусть разомнется немного, застоялся. Алгерон слишком крупный – посадочную для него нужно заказывать заранее. Проскочим на Красном.

– А он стойкий! – усмехнувшись, заметила Госпожа Экгер и ненавязчиво погладила сверкающую алую грань, но сверхбыстрый немедленно отстранился. – Стойкий. Не поддался мне. Соизволил лишь холодно познакомиться. Расскажи о той аварии. Ты иногда потираешь спину о свое кресло, словно пристраивая ее поудобнее. Побаливает?

– Нет, это скорее какие-то воспоминания о тех травмах, чем боль, – пожал плечами Рэйлеон. – А авария… я был тогда совершенно не в себе. Рехнулся. Уф, ладно, скажу, как есть. Я подсел на одну бодрящую штуку. Она называлась «Пар». Очень красиво, да? Вроде как – «воспарить», и прочая херня. На деле – просто психостимулятор. Отдача – совершенно сумасшедшее ощущение собственной вседозволенности. Кураж, адреналин и сердце в пятки. Немного перебрать, и подвигов хотелось просто до тошноты. Если еще чуток добавить – до блевоты. Вот я и сажал Симплекс на ультра-скорости, идиот, да еще и без Скиннера. Скорость и угол захода были… уже неважно, – Рэй вздохнул, закрыл глаза.

– Давай, давай, – подбодрила его Лорна. – Рассказывай, я слушаю.

– Просто разбился при посадке, ничего инт…

– Дава-а-ай! – она прижалась к его спине, обнимая и поглаживая, пристроила подбородок на широкое плечо, выжидая.

– Аварию засняли два зонда-спутника. Я просмотрел отпечатки, когда очухался. Я должен был погибнуть, – Эксперт еще раз медленно огладил Красного, попеременно чувствуя под ладонями то грубые рубцы, то ровные теплые пластины. – При ударе чешуйки и грани срезало широким слоем, легко, как острым ножом, разметав по округе. Красный корежило о скалистый грунт, но он все разворачивал и разворачивал лопасти корпуса, до последнего придерживая и заслоняя меня от прямого удара. После корпуса в ход пошли прозрачные защитные крылья-плавники, сметенные еще одним стремительным кувырком – они так и не восстановились после, слишком хрупкие – мы с Красным кучей прокатились еще несколько метров по инерции, поднимая волны песка и пыли, до полной остановки. Он попытался было приподняться, опираясь на щупы, но рухнул обратно, безостановочно передавая сигнал бедствия. Я помню, как сквозь рваные раны в его боках проглядывало солнце. Оно светило прямо мне в глаза, такое горячее, просто отвратное. Помню вкус собственной крови во рту, пыль на зубах, и… прикосновение когтистого щупа к плечу… Видимо, Красный спрашивал – жив ли я.

– А почему он оказался в хранилище под домом? – Лорна развернула Рэя к себе, снова обнимая и заглядывая в глаза. – А Черный откуда?

– На восстановление у меня и у него ушел почти год, – Рэйлеон погладил ее по разрумянившейся на холоде щеке. – Он… он стал вести себя странно после. Более агрессивно. Однажды на меня в Полисе заорал один из членов Совета – я опять какую-то хрень сотворил, и Красный вдруг сделал атакующий выпад в его сторону. Я едва смог удержать – махина же. Щуп просвистел у Советника прямо над головой.

– Но… как? Почему его не утилизировали после?

– Я устроил скандал, почти дебош, мол, Красный неправильно меня понял, – Рэй покачал головой, вспоминая. – Я как раз только слез с наркоты и был слегка неадекватен… ах, простите-извините, бла-бла-бла, все такое. Забрал Красного, запер здесь, под домом, а себе взял покладистого Черного в качестве транспорта, чтобы не бесить отца и Совет.