– Там за дверью, будто кто – то мешок таскает с костями, назад и вперёд. Блин, обезболивающее всё скорей всего в операционной.

– Вернись обратно! Одна ты не пойдёшь. Я потерплю, Аня, только не иди туда.

Девушка посмотрела на закрытую дверь перед собой ещё несколько секунд, развернулась и взяла со стола иголку с ниткой. Она наклонилась над Сашей и принялась зашивать рану. Понимая, что у него сейчас будут снова не самые приятные ощущения, да и к тому же она впервые видит его в этом городке, Соловьева посмотрела в его глаза и сказала: «Расскажи мне что – ни будь!». Полицейского нужно было хоть как – то отвлечь от боли.

– Что мне рассказать?

– О себе, откуда сам приехал? Меня всё интересует, только говори со мной.

– Я из Днепропетровска, служу участковым уже пятый год. Эта служба – это полнейшее издевательство над собой. Утро начинается с того, что ты получаешь большую… Твою мать! Большую стопку материалов, половина из которых отписана не тебе и половину из которых ты не имеешь права исполнять. И пока ты разбираешься – а чьё это ребят? Это ещё нужно умудриться сделать в перерывах между вызовами и… сука… именно сделать сегодня, потому что у материала срок проверки вышел ещё вчера. Вот, начинаешь списывать материал, люди нужные не опрошены, объяснений нет, ты рвёшь на голове волосы или в бешенстве куришь одну за одной. Все эти действия ты проводишь периодически разнимая драки в каких – ни будь кафе и оттаскивая за ноги алкоголиков, лежащих на проезжей части. Потом ты…

– Ладно, с этой работой… о себе лучше расскажи!

Александр стал ей говорить о том, что он любит читать, особенно биографии и фантастику, у него в двух комнатной квартире целая коллекция книг. Ему нравится сидеть на своём застеклённом балконе на семнадцатом этаже, листать страницы и смотреть на свой город с высоты, как начинает темнеть. Особенно когда улицы окрашиваются новыми цветами от ночного освещения. Мебель в его квартире это не просто купленная мебель из – за какой – то скидки, или потому что «пора уже давно было купить!». Нет, она именно такого дизайна и такого цвета, что сочетаются со стенами, полом, потолком. Он продолжил рассказ, описывая красивые картины на стенах, некоторые из которых были привезены из штатов его родственниками, пока не остановился на одном из моментов:

– А в том углу стоит моя шести струнная гитара, тёмного как ночь цвета, рядом с ковриком, где спит собака… спала раньше.

– У меня тоже есть собака. Сейчас сидит одна дома и ждёт меня, бедняжка. Сколько ей лет, что за порода? Что у тебя за собака? Ты слышишь?

Полицейский резко замолчал и сделал вид, что не слышит её вопросов. Его веки стали опускаться всё чаще. Он чувствовал нарастающую слабость во всём своём теле. Анна промолчала несколько секунд, не понимая, что не так она у него спросила. Как за спиной у себя девушка снова услышала звуки того «мешка с костьми». Опять громкий хлопок дверей где – то в конце хирургического отделения и те самые отчётливые шаги. Аня замерла, держа иголку с ниткой на уровне своего красивого носа со слегка приподнятым вверх кончиком. Тот шум опять пошёл на убывание и вовсе пропал. Медсестра продолжила зашивать рану и, глядя на лицо Токарева, поняла, что он уже долго молчит и не открывает глаза.

Из – за сильного переутомления и огнестрельного ранения у Саши возникла жуткая сонливость. А когда он медленно опустил свои веки в последний раз, направив взгляд на стену перед собой, где висел плакат с симпатичной девушкой, одетой в белом медицинском халате и держащей в руке шприц, открыть глаза обратно у него уже не было сил. Он просто уснул. Анна отрезала ножницами край нитки, аккуратно вырезала фрагмент полицейской формы над ранением и стала накладывать бинт на его левую руку. После чего девушка, облокотившись на один из столов в помещении, стояла и внимательно разглядывала лежащего перед ней Токарева.