– С чего это ты взял, что придет еще одна коробка?

Доик понимал, что может получить еще одну коробку, но старался не думать об этом. Поэтому слова друга потрясли его.

– Ну, если рассуждать об этом здраво, велика вероятность, что тебе все же придет еще одна коробка. Мы не знаем намерений человека, который отправил ее тебе, но наверняка он что-то замышляет.

– Думаешь?

– Кто знает, может, коробка уже ждет тебя у порога.

– Не говори глупостей.

– Чего это сразу глупости?

– А разве нет?

Ёнун продолжил говорить, закинув в рот горстку чипсов:

– Но почему ты считаешь эту коробку такой зловещей?

– Ну… – На мгновение Доик будто бы потерял дар речи, не зная, что ответить другу.

– Я понимаю, что это довольно неприятно – получить коробку со странной запиской, не зная, кто отправитель… Да и тот факт, что там такое четкое послание и больше ничего, можно считать довольно жутким. Но, если вдуматься в содержание записки, можно понять, что слишком негативно к нему относиться все же не стоит. «Ни в коем случае не говорите с мужчиной в черном костюме». Это ведь можно расценивать как предупреждение об опасности, своего рода совет. Так уж вышло, что события сложились таким образом, что тебе пришлось стать свидетелем самоубийства и тебя жестоко избили, но, похоже, сама записка не имела никакого злого умысла. Это не похоже на угрозу.

В какой-то степени Доик был согласен с Ёнуном, до сих пор он не задумывался об этом.

– И то правда. Может, я просто слишком остро на все реагирую.

– Раз уж мы об этом заговорили, может, мне стоит пойти к тебе и проверить, нет ли там еще одной коробки. – Ёнун был похож на ребенка, готового в любой момент броситься навстречу приключениям.

– Ладно, ладно. Пойдем вместе чуть позже, но сначала одолжи мне немного денег. Я должен вернуть свои часы.

– Сколько тебе нужно?

– Я даже не думал об этом, но с учетом стоимости медикаментов и еды… И мне показалось, что та женщина не в лучшем положении.

– Так сколько?

– А ты как думаешь, сколько стоит дать?

– Почему ты спрашиваешь об этом меня?

– Хм, ну, в таком случае одолжи мне около 500 тысяч вон.

– И где, по-твоему, я возьму такие деньги?

– У тебя что, нет никаких сбережений? Ты все потратил?

– Я то же самое могу спросить и у тебя! Ты что, не накопил даже 500 тысяч вон?

– Уж кто бы говорил!

Доик и Ёнун посмотрели друг на друга, а затем почти одновременно тяжело вздохнули.

– Кхе-кхек!

Сколько бы Чоннам ни сдерживался, ему не удавалось утихомирить свой кашель. Он знал, что Сильми, страдающая бессонницей, всегда принимает снотворное перед сном, но он все равно боялся разбудить ее своим кашлем.

– Кхе-кхе.

Каждый раз, когда он кашлял, он поглядывал на Сильми. А затем трясущимися руками достал коробку из-под печенья из ящика ее туалетного столика. Он не мог перестать думать и переживать о том, что Сильми как-то была связана с агентом безопасности службы разведки. И решил, что должен вмешаться. Нужно решить эту проблему во что бы то ни стало, пока не поздно. Среди множества удостоверений он легко нашел то, что искал, и быстро сунул его в карман брюк своими трясущимися руками. Но, когда он уже собирался закрыть коробку крышкой, его внимание привлекло еще одно удостоверение личности.

Чхве Доик, у забегаловки Сунчжи.

У Чоннама перехватило дыхание. Его охватила неконтролируемая дрожь, а голова, казалось, готова была лопнуть. И дело совсем не в алкоголе. Это совершенно иной вид тремора.

– Кхе-кхе-кхек!

Он сильно закашлялся и поспешил покинуть спальню Сильми. Достав бутылку соджу, он залпом ее выпил, но на этот раз это не помогло ему успокоиться. Беспокойство только усилилось. Он быстро повернул ручку старого сейфа, который был спрятан под столом в большой спальне, но руки тряслись так сильно, что у него никак не получалось его открыть. Тогда мужчина схватился второй рукой за свою же руку и наконец открыл сейф. Внутри лежала маленькая красная коробочка. Такая же, как та, что получил Доик. Пусть никто за ним не наблюдал, но Чоннам не ослаблял бдительности. Оглянувшись, он положил удостоверение Доика в сейф и снова запер его. Затем он заставил сейф так, чтобы его никто не мог заметить.