Вадим смеялся и смеялся и вдруг поймал себя на мысли, что смеется впервые за много месяцев. Эта мысль повергла его в шок.

Они остановились возле машины. Вадим пиликнул сигнализацией.

– Садись.

– Что, и до дома довезешь? – в голосе дерзкой девчонки звучала издевка.

– Садись, дура! – улыбнулся он.

– Да ладно, – Джин с легкостью уселась на переднее сиденье. – Что я, не понимаю, что ли? Завтра в офисе я тыкать не стану и сделаю вид, что вообще с вами не знакома. Так что ничего не произошло!

– Если к тому времени я тебя не уволю.

– Увольняй! – дерзкая девчонка пожала плечами. – Мне как-то все равно. После того, что я увидела сегодня, мне действительно все равно.

Вадим сел в машину, захлопнул за собой дверь, но отъезжать не спешил.

– Чего ждем? – поинтересовалась она.

– А теперь говори – все, как есть. Хватит туфту гнать! – скомандовал он. – Говори все, как есть – и быстро! И помни: ты вляпалась в дерьмо, а я тебя вытащил. Я не обязан был тебя из полиции вытаскивать!

– Тогда зачем ты это сделал? – Джин уставилась на него. – Зачем ты следователю наврал?

– Не знаю, – он пожал плечами и задал вопрос в лоб: – Это ты убила ребенка?

– Господь с тобой! – вздрогнула Джин. – Я, вообще-то, в Бога не верю, но тут иначе не скажешь.

– Так я и подумал. Глупо было думать иначе. Поэтому я наврал. Но теперь я хочу знать правду. И учти: если надумаешь врать и вилять хвостом, я тебя не пойму.

– Ладно. Но предупреждаю: то, что ты услышишь, тебе не понравится.

– Это мои проблемы.

Джин вздохнула и начала говорить – все, как договаривались…

– Поэтому я оказалась в этом дурацком доме, – закончила она свой рассказ. – Надо ли говорить, что меня никто не встретил и никаких денег я не получила. Так что я пыталась сделать тебе подлость даром.

– Я догадывался о чем-то подобном, – он пожал плечами. – Когда я ловлю на подобном своих сотрудников, я тут же вышвыриваю их на воздух.

– Значит, ты вышвырнешь и меня, – сказала Джин.

Странно, но в ее голосе не было ни волнения, ни тревоги.

– Не факт. Может, и не вышвырну, если ты объяснишь мне вот это, – он бросил ей на колени рисунок. – Учти: если бы я показал этот рисунок ментам, ты бы оттуда не вышла.

– Почему же не показал?

Рисунок лежал изображением вниз, и Джин еще не видела, что на нем.

– Не знаю. Посмотри.

Джин перевернула рисунок. На несколько секунд в машине наступила гнетущая тишина. Вадим видел даже в полутьме, как краска отхлынула от ее лица, как расширились зрачки. Потом она горько заплакала.

Обхватив ладонями щеки, Джин заревела, заскулила так, как плачут очень маленькие дети, с хриплым придыханием, которое вырывалось из ее стиснутой горем груди.

Вадим подождал, когда она успокоится. Как и на большинство мужчин, женские слезы действовали на него угнетающе. Ситуация была невыносимо тяжелой, и он действительно не знал, как поступить.

– Я не знаю, – Джин все еще плакала, но слез было уже меньше. – Я не понимаю, что это такое… Мне страшно…

– Когда ты это нарисовала?

– Я не помню, как рисовала это. Но проект я закончила два дня назад.

– Да, я помню – два дня назад. Рисунок лежал под ворохом бумаг, которые действительно могли накопиться за два дня, – Вадим кивнул с самым серьезным видом, пытаясь ее успокоить. – Значит, ты нарисовала этот рисунок, когда девочка еще была жива. Вопрос: почему ты нарисовала именно это? Ты предвидела будущее?

– Не знаю. Я, честно, не понимаю, что произошло, – плечи Джин тряслись.

– Ты видела когда-нибудь эту девочку?

– Никогда в жизни!

– А этот дом?

– Нет. Впервые приехала сюда!

В голосе Джин не было ни капли лжи.

– Платье? – он методично продолжал допрос.