– Когда я поеду домой? Уже скоро? – в тот вечер с тоской спросил Сёма.

– Когда в августе начнутся бури. Так ты и поймешь, что тебе надо домой.

И она копошилась коричневой большой рукой в Сёминых светлых волосах. Иногда проводила шершавыми пальцами по его глазам. Раскосые, они казались ей глазами ее сына.

– Бабушка, отпустишь меня с Саяной в Троицкое?

– Саяна – хорошая девушка… Что ты там забыл? Как доберешься? У нас нет лошади, нет велосипеда.

– Мы сами доберемся и вернемся к вечеру. Отпустишь? – Сёма потерся щекой о бабушкино плечо.

– Саяна – хорошая девушка, – повторила бабушка

Этот день еще не отцвел желтыми отблесками сумеречного солнца на занавесках, когда Сёма уже лег спать. Надо было отдохнуть перед завтрашней поездкой.

Ночью от Енисея пошел туман, шипя в застрявших остатках зноя между травами.

На рассвете в тумане залаял Шарик.

Громко, как жалейка над языческими полями, пропела калитка. И Саяна постучалась в окно.

Сонная, она вышла на дорогу, потерла глаза и подняла руку перед проезжающей мимо «Нивой». Машина медленно остановилась. На задних сиденьях спали две девушки с длинными волосами, багажник был забит грудой рюкзаков. А на боку машины красовалась коричневая надпись «ВеданЪ КолодЪ». Сёма посмотрел на Саяну.

– Может, на другой поедем?

Саяна молча показала на пустую дорогу и залезла на заднее сиденье.

За всю дорогу она всего один раз спросила водителя, куда они едут. Парень односложно ответил: «На фестиваль».

В Троицком их высадили у колонки с водой.

– О! Рисунки! – Сёма бросился к стеле.

– Древние рисунки? – усмехнулась Саяна, трогая камень с ушедшего в землю кургана. – Видишь, о столбы коровы рогами чешутся? Так и появляются древние рисунки! Шутка. Давай попьем священной воды? Из нее люди минералку делают.

– Это колонка.

– Какая разница?! Пей!

– Эта минеральная вода такая вкусная! – выдохнул Сёма, захлебнувшись в ледяной струе. Он неправильно направил воду на себя и облился.

– Она вкусная из-за резинового шланга. – Саяна, усмехнувшись, перешагнула ручей и сплюнула, вытирая мокрую щеку рукавом рубашки.

От Троицкого пришлось несколько километров идти пешком по холмам и грязной дороге. И вдруг перед ними растеклось непонятной формы искусственное море Красноярского водохранилища. Когда-то распаханные поля и заводи ГЭС окончательно завоевали Енисей, оттеснив дикую природу далеко на юг, к горам. Земля исчезала под огромными желтоватыми неподвижными разливами. Из воды в некоторых местах торчали лишь верхушки деревьев и каких-то столбов, остатки домов без крыш. На глади неестественно расползшегося Енисея Сёма увидел будто кем-то нанесенный странный узор из этих загадочных предметов, стел, уходящих в зеркальную воду. У края большой воды еще виднелись и могильные курганы предков, на которых, сбившись в кучу, застыли неподвижно птицы. Казалось, будто сама земля здесь медленно поднимается из воды к солнцу.

– Саяна… Как здесь красиво…

– Ты че? – Саяну передернуло. – Это же кладбище! Здесь же люди, воины лежат. Смотри, сколько их… Чаатас – это каменный лес войны. Есть легенда, что у древних богатырей была игра – они бросали друг в друга огромные камни. Камни, падая, втыкались в землю и до сих пор стоят здесь…

Сёма наклонился над землей, поднял несколько ржавых железок на сломанном кургане – ненужные находки последних копателей.

– А рядом с каждым воином клали кусочек золота?

Столкнувшись с ее узким взглядом, Сёма быстро добавил:

– Да я просто так спросил!

И пошел подальше от нее между камней, не подходя к воде. Саяна грустно сидела на разрытом кургане и хмурилась, думая о чем-то своем, теребя косички, сплетенные на спине.