– Карман, я хочу туда, это так романтично!

– Замолчишь ты когда-нибудь? Будет тебе сейчас и романтика, и…

– А что я? Он сам сказал саксуаль…

– А почему, ваша сытость, поляна непременно должна быть… ну, это… сакральной? – тактично пытался скрыть свое невежество Карман.

– Об этом дед умолчал…

– Почему?

– Сказал, что детям такие вещи знать не следует и что расскажет, когда я подрасту…

– И?

– Вскоре дед умер…

– Какая жалость! А поляна с козами очень высоко, ваша сытость? – спросил Карман, открыв варежку.

– Выше облаков! Там высоко в горах, когда сходит снег и травы наливаются зеленью, на пастбищах пасутся козы…

– Для ритуала?

– Да, но дед говорил, что и этого недостаточно, и там строгий отбор. Не каждая коза годится для ритуала…

– Как не каждая? – Ширинка в недоумении уставился на Чрево. – Почему не каждая? Все они на одно лицо…

– Это у тебя все на одно лицо, дуралей, а если поглядеть выше, так все разные… Застегнись! – важно осек Ширинку Карман.

– Да, не каждая… не каждая коза годится для ритуала… – поучало Чрево. – Дед говорил, что для ритуала очищения требуется самая молоденькая, белоснежная, как первый снег, козочка с черным пятном на лбу.

– Ух ты! Я люблю белоснежных и молоденьких… – Ширинка засиял от удовольствия.

– Не обращайте внимания, ваша сытость… он не в себе… – виновато брякнул Карман.

– Но и это не всё!..

– Не всё? Что еще, ваша сытость?

– Подоить эту козу должна самая красивая девушка во всей округе… и она непременно должна быть девственницей…

– Ого! Губа не дура, – подпрыгнул Ширинка от радости, – этот товар даже в моем царстве дефицит! Была, правда, одна да не уберег: сгубил! По недоразумению… как так вышло даже ума не приложу.

– Всё у тебя по недоразумению…

– И только после этого… – продолжало, осторожно оглядываясь, Чрево, – только после того, как этим молоком трижды прополощешь рот – непременно тщательно! – только тогда и можно произносить имя божества и желать ему здравия и всяческих благ.

– Так кто же это, ваша сытость, как его зовут? – Карман трясло то от страха, то от любопытства.

– Увы, не могу сказать…

– Почему же?

– Молока-то нет, дурень! – икнуло Чрево.

– Мда-а-а, Карман, ни коз, ни девственниц, и на рынке таких, поверь, не найти, – хихикнул Ширинка и, забывшись, приподнял голову.

– Уймешься ты или нет? – не на шутку возмутился оскорбленный до глубины нутра Карман. – Да за деньги можно… – однако договорить он не успел.

Их возня не осталась незамеченной, тень дрогнула, шевельнула своими крыльями и стала медленно опускаться сквозь сумрак, словно одно из созданий преисподней. Она медленно опускалась, темнела и в итоге превратилась во что-то похожее на огромную черную мантию, которая окутала собою всё, что было поблизости.

– Молчать, несчастные! Уничтожу!! Всех уничтожу!!! – гаркнул властный и спесивый голос вверху.

– Чрево, спаси нас! Нам конец… – взмолился Ширинка.

– Никто вам не поможет! Вы все в моей власти! Вам конец! – продолжал мычать призрак.

– Мамочка, оно читает мои мысли… – не мог совладать с собой Ширинка.

– Мысли?! Заткнись, червяк! Ты себе льстишь, – призрак самодовольно усмехнулся и, не глядя в сторону трясущегося Ширинки, обратился к Чреву:

– Ты, глупое брюхо, как ты, пустоголов, мог позволить себе такие дерзкие речи? Как посмел? Ты знаешь, кто я? Отвечай!

– О мой господин… в общем… ну, словом… то есть, я хотел сказать… – мысли у Чрева путались, а его язык, – ближайший друг и соратник, – теперь отказывался ему подчиняться. Тихий ужас объял его. Чрево почувствовало, что судороги голода начали сводить его внутренности, несмотря на обильную недавнюю трапезу.