Супруги Павленко тоже не удержались от любопытства. Будучи из рода Дудковых и нажив порядочное состояние успешной торговлей, они имели обыкновение смотреть на местных сверху вниз. Ивана Капустина, жениха завидного, второго после Константина Дудкова, Голову вёски, они прочили себе в зятья. Но дочь их, Кристина, пятью годами ранее сбежала к Саврасову Федору. Павленко жену Ивана невзлюбили с первого взгляда. А Мария – их.

– Глянь, как смотрит.

– Цыганку притянул в вёску. Тьфу, – Анастасия сплюнула на землю и уперла руки в бока, глядя на девушку из-под нахмуренных бровей.

– Нет, ты глянь, как смотрит, чертовка! – Петру внезапно захотелось перекреститься.

А она, будто слыша эти судачества, смотрела Петру прямо в глаза, изогнув свои изящные брови, и расплывалась в широкой улыбке. А как только отвернулась, рядом с ними захлебнулась криком соседка:

– Петро, хлев! Горим!

Любопытный коридор суматошно свернулся, объединившись против огня и тем самым оставив молодых в покое. Но с вечера того дня, когда хлев был счастливо спасен, а бабки расселись по лавочкам, в вёске твердо пришли к выводу: Иванова цыганка – не цыганка вовсе, а ведьма.

***

У костра собралась вся молодежь вёски. Были тут и пятеро Саврасовых: Миша, Гриша, Светка, близняшки Зоя и Надя, неугомонные, носились вокруг костра; младшая сестра Руслана Сашка; были тут и совсем дети, пяти-семи лет, впервые оказавшиеся на празднике взрослых. С ними пришла посидеть Ксения – крестная Жени и по совместительству тетка Руслана и Сашки, она приходилась сестрой их матери, Анне. Хотя какая она им тетка – женщине только-только стукнуло тридцать три года. Дед Евген, на которого был возложен присмотр за детьми, клевал носом, чуть ли не падая в костер.

Папараць-кветку – украшенный ленточками букет из полевых цветов – нашли близняшки. Не мудрствуя лукаво они проследили за Гришей, и как только тот, довольный, что нашел такой хороший тайник в дупле дерева, отошел на шаг, девчонки с хохотом выскочили из-за деревьев, выхватили букет и наперегонки бросились прочь. Старшему брату оставалось только выругаться: от сестер не существовало оберега.

Казалось, парни не заморачивались насчет дров: притащили из леса цельные деревья и составили шалашиком. Пресловутый дуб торчал в центре, необъятный. Прыгать через пятиметровый огонь показалось небезопасным, поэтому компания расселась на оставшиеся бревна полукругом и начала травить страшилки.

– И проглотил он заблудившегося путника, даже не пережевывая, и вырос в два раза, а потом на пути его повстречалась вёска… – Руслан вещал замогильным голосом, крепко обнимая Женю, а та нежилась в его объятиях, совершенно не вслушиваясь в байки, и крутила на пальце тонкое колечко, беспрестанно улыбаясь. Света прожигала подругу любопытным взглядом. Женя смущенно покраснела и послала ей довольную улыбку. Глаза подруги обещали вытянуть из нее мельчайшие подробности помолвки.

Руслан выдержал трагическую паузу. Близняшки вслушивались в каждое слово рассказчика, их веснушчатые круглые лица застыли в ожидании продолжения. Над берегом разносился только треск весело похрустывающего бревнами костра. Малышка лет семи прижалась к Ксении и дрожала от страха.

– И че он с ней сделал? – не выдержал Гриша, с досадой косясь на довольную парочку.

– А СОЖРАЛ! – неожиданно рявкнул Руслан. Женя дернулась. Не она одна: девочка расплакалась, а близняшки восхищенно присвистнули.

– Неправильная сказка, – хмуро заметил Миша. На щеке его отчетливо краснел отпечаток ладони. – В той вёске была чародейка, она заманила этого людоеда на человечий супчик и убила его, пока он хлебал да нахваливал ее фирменную куриную похлебку. Потом распорола ему пузо и оттуда, живые и невредимые, стали выходить люди и звери, которых проглотил людоед. И так прославилась она на весь мир. И с тех пор вёску ту вся нечисть стала обходить стороной.