И расхохоталась: в кустах возле дороги спрятался случайный соглядатай.

Хочешь зрелища? Будет тебе зрелище!

И Мария начала извиваться всем телом, выкрикивая странные звуки низким гортанным голосом. И лунный свет струился и вел ее в танце, и в его свете, словно под огромным софитом, она была как на ладони, на виду, на сцене в безмолвном молчании околдованных зрителей. Исколотые ноги кровоточили, но цыганка кружилась и кружилась, черпая силу в своем сумасшествии, в своей наготе, в своей юности и красоте. И внезапно рухнула, укрывшись за полотном своих волос.

Когда случайный свидетель решил выбраться из своего укрытия, перекресток был чист: ни девушки, ни одежды, ни пентаграммы.

А утром у Марии случился выкидыш, остатки своего греха она тайно похоронила, как и наказала Повитуха – у старого дуба на обрыве, вместе с волчьей костью.

***

«Как так все время получается, – думал Петровский, спускаясь по трапу в трюм, – что я всегда на побегушках? Только избавился от Ивана, а мелкие спиногрызы уже тут как тут. И прав у них, видите ли, больше!».

Он с раздражением толкнул двери в трюм и замер: из темноты на него не мигая смотрели два желтых глаза. Луч света, упавший на животное, доказал: глаза укомплектованы десятком клыков и когтей.

С отборным матом Петровский бросился вверх по трапу и наткнулся на Руслана и Гришу, которые спускались ему в помощь: из трюма необходимо было вытащить брезент для сбора дождевой воды.

– ВО-О-ОЛК!

– Дима, может, хватит уже, мы, вообще-то, тоже все работаем.

– В трюме волк! Я его видел своими глазами! Идите, если не верите, а я лучше запрусь, он там жрал кого-то! – мужчина растолкал парней и бросился на выход.

Руслан с Гришей переглянулись и пожали плечами: к отмазкам Петровского все давно уже привыкли. Но спускаться по трапу стали куда медленнее и дверь трюма открывали с опаской.

– Ну что, есть там волк?

Парни вздрогнули: Женя подкралась к ним бесшумно.

– Ты что здесь делаешь?! – начал заводиться Руслан.

– Услышала вопли Петровского, – пожала девушка плечами, – интересно, что его так напугало. Да и Гришу нужно от тебя защищать, а то бросишься еще на него с кулаками ни за что.

– Я детей не бью.

– Ага, и девушек тоже, – фыркнула Женя и осеклась. Из темной глубины трюма до ребят донеслось явственное рычание.

– А если он голодный? – прошептал Гриша.

– Или бешеный?

– Надо загнать его в клетку.

– Так а чем, голыми руками?

– В этом трюме нет клеток, здесь только хозинвентарь.

– Да давайте уже посмотрим на этого волка, может, это и не волк совсем, что мы не знаем, как Петровский любит преувеличивать? ‒ Женя отпихнула парней в сторону и смело шагнула в трюм.

Рычание смолкло. Жёлтые глаза зажглись прямо около лица девушки. От неожиданности она завизжала и на глазах перепуганных парней осела на пол.

***

Наконец-то нашла след: проклятый цветущий зверобой, отбивает нюх напрочь. Охотничий задор распирает вовсю, несусь чуть ли не вприпрыжку, виляю между деревьями, о, заяц, нет, не до него сейчас. А вот и свежие следы – им минут пять, выходят на опушку леса, совсем близко к вёске. Прячусь за кустом: мне открывается хороший обзор, топорщу уши.

Высокий и сильный человек, опасность! Принюхиваюсь: нет, он не на охоте, спокоен, расслаблен, кто там у него в руках? Детеныш. Мужчина разговаривает с ним по-своему, показывает грибы, листики, мох. От детеныша пахнет моим запахом: вот кого я искала. Только бы не спугнуть, затаилась, жду.

Детеныш еще еле переставляет ноги, это самочка, годик от силы, смеется так громко, что скоро сюда сбежится весь лес! Как вкусно она пахнет…

Человек подхватывает детеныша и садит к себе на плечи. Не могу подавить разочарованного вздоха, но люди слышат плохо и не замечают меня. Они разворачиваются и идут в сторону вёски.