Любви ни возраст и ни сроки

не в счёт; есть право у души

слагать до судных дней эклоги

на равных с вечным правом: жить.

И осенью вдруг распускают

цвет вишни пуще, чем в весну,

пусть им ветра с широт Биская

грозят расправой за вину.

Разбросаны, как половинки

одной судьбы, одной зари,

мы, словно Кай, сдвигаем льдинки,

чтоб слово «вечность» сотворить.

* * *

Пришла пора быть горьким

как рябина

перед осенним холодом зари,

со счёта сбившись века серпантина,

что не сбылось, о том не говорить.

Пришла пора ответствовать за Дело,

за Слово дань отплачена давно.

Оно когда-то зубом отболело,

с годами стало крепче, как вино.

Ночами пусть названья

дальних станций

зовут мечтою, как заветный приз,

пришла пора таким

как есть считаться,

не до показов мод,

не до харизм…

Разлетается муть, и глухой чернозём

ночи кажется мозгом Софии.

Мы когда-нибудь все в эту лузу уйдём,

как шары под ударами кия.

Вот и время писать мемуары, Года!

Я доверю бумаге наследство,

если много горланишь, гори, мол, звезда,

значит вечная ночь не по сердцу.

И с глотком ли спиртного, с надсадою ли,

где глумились в степях наших гунны,

припишу я к своей единице нули,

наберу вечных бубликов лунных.

Ну, протрите же зренье. Не видеть не зги

Им позволил один лишь Сусанин.

Если взгляд оттянул у пространства соски,

то не зреет ли буря в стакане?

И в бесшумной ночи ты увидишь свой страх

Как огонь двухфарный совиный,

Как корабль ищется жизнь в неизвестных мирах,

так и он доконал наши спины.

Унесёт звездолёт наши сны от Земли,

Ночь распишет, где альфа, где бета,

ты на сто лиц тогда будешь не разделим,

это ночи бессонное кредо.

***

И в дремотной тиши появляются ныне изъяны,

лишь листва зашуршит обделённым стареньем своим,

грусти не передав. Поклонитесь неведомым странам,

там в отсутствии зим, вновь весны зарождается гимн.

Здесь же всё как всегда: князь Болконский убит будет в осень

и Герасим утопит в смирительных водах Муму,

бабье лето, как юность, уйдёт по тропинке в межгрозье

и захнычет Ерёма, дождями напомнив Фому.

Только эти ветра, свет и лёгкие зиждющий воздух

Не засунуть в карман и не спрятать в шкафу про запас,

как святейшую радость иль слезоточивую прозу,

как от первой любви недосказанный тихий отказ.

Будем дни коротать мы себе доверяя не очень,

будем из ничего делать будней стремительней шаг

и смотреть за окно, в штормовые, бессонные ночи,

пропадать среди строчек и шорохов наших бумаг.

Я не писал стихи целую вечность…

и потерял форму, и содержание.

Знаю, искусство не терпит простоя… оно, конечно…

ну а точнее, – оно бесконечно. Я это знаю!

Знаю ещё, что оно уступает жизни

(в «схватке за жизнь» «не на жизнь, а на смерть»);

только не дал бы за жизнь я и свой мизинец,

а за искусство пошёл бы… Хоть «курам на смех»

я бы пошёл, или на мыло – шеям,

собственной шее – на мыло и на верёвку…