– Ты, Волька, и раньше-то слабым не был. Вон, помнится, с одного удара Ёлку в мир иной отправил.

Погрустнел Всеволод.

– Простите меня, родичи, не со зла я, а по нездравомыслию.

– Что было, то прошло, сына, – серьёзно сказал отец. – Будет нам теперь помощник в работе и на старости! Слышь, Таисия, хоть теперь твоя мечта сбудется.

Встал с лавки витязь, вновь поклонился отцу-матери.

– Вы простите меня, ро́дные, но не могу я ныне надолго оставаться, в путь-дорогу зовёт меня далёкая звезда: волхвы не просто так мне разум вернули и силу даровали. Должен я одного злодея остановить, чтобы он, поганец, мир не захватил.

– Вот те на! Только сын появился, а тут же исчезает… – огорчился Иван. – Прямо как в пословице: не жили богато, неча и начинать.

Тася усадила Вольку за стол, села рядом.

– Ничего страшного, Иван, как-нибудь пока справимся. А потом Волька вернётся. Сына, ты же вертаешься, когда злодея одолеешь?

– Да, мама, конечно, я сразу же отправлюсь обратно сюда, домой!

– Когда в путь?

– Думал, ужо завтра, потому как время поджимает, но решил седмицу обождать, дома хочу немного побыть: я же, считай, и не жил толком, так – дитём неразумным, потому и помню не много, что делал, где бывал, что видал… Да и с дружками надобно встретиться, должок отдать, – скулы Вольки сжались, взгляд его ожесточился.

– Эх, жизнь моя жестянка! – в сердцах воскликнул Иван и замахнул чарку браги до дна. – Наливай, мать, ещё! С радости и с горя напьюсь сегодня, цельных два повода!

Два дня Всеволод ездил на работу с родичами: вспахивал поле и сеял, колол дрова, ходил за водой, помог отцу прохудившийся хлев подлатать. Всё ему было в радость и в новинку, он многого не знал, но учился на лету, только покажи. В редкие освободившиеся минуты выходил крестьянский сын к лесу, всё осматривал, вдыхал запах трав, разглядывал небо, трогал деревья – он впитывал ощущения, которых был лишён, которых не помнил.

А на третий день Волька пошёл искать ватагу ребятишек. Нашёл их недалеко от реки, те играли в «толкалки». Богатырь натянул на себя глупую привычную улыбку и завопил:

– Войка! Иг’ать!

Василий с его шайкой заметили парня.

– О, смотрите, наш остолоп сам пришёл! Вот невидаль! Играть захотел, Волька? – смеясь, спросил главный заводила.

– Иг’ать! Иг’ать! – радостно запрыгал на месте детина и встал на четвереньки, изображая оленя.

– Запрыгивай, ребятня! – закричал Вася. – Поехали кататься, в «толкалки» потом доиграем!

Детишки, кто успел зацепиться, залезли на спину гужевого животного. Остальные бежали сзади с прутами и старались ускорить Вольку, хотя тот и так с места взял галоп и очень резво поскакал к реке. У воды он побегал кругами, обождал, пока все улюлюкающие детишки прибегут поближе. А потом он встал, взял всю ребятню в охапку и скопом выбросил их в болотистую заводь – там было мелко, но грязно.

Василий и его шайка встали в воде, все мокрые и чумазые, закричали гневно на Вольку. А богатырь выпрямился, принял серьёзный вид, зло сщурил глаза и произнёс громовым басом:

– Ша, малята! Радуйтесь, что легко отделались. Это будет вам уроком, потому что негоже над убогими и сирыми изгаляться!

Замолчали все дети, как воды в рот набрали, сжалось у них всё от страха. Одно дело, когда перед ними малахольный Войка, а другое дело, когда взрослый муж с косой саженью в плечах, который одной рукой охапку людей выбрасывает, не вспотев. «Где махнёт – там станет улица, отмахнётся – переулочек».

А на седьмой день витязь Всеволод свет Иванович простился с матушкой и батюшкой – всё-таки не на прогулку вышел, а на ратный подвиг – взял с собой лишь котомку с нехитрой снедью и ни свет ни заря пошёл, куда глаза глядят, куда вёл его внутренний зов.