Да. На меня вчера ползла змея, но это ни хрена не было естественным… Потому, что я был дичью, а не охотником. Страх на секунду вернулся ко мне, и я вздрогнул.

– Напоминает. Да…

– Они ведь между собой обсуждают, кто через это прошёл. Проще всего сказать – галлюцинации… Как тот доктор, сто лет назад, сказал – магнетизм и электричество… Они считают, что это именно перемещение. Чего? Лженаучной души, наверно, что бы за этим словом не стояло. Тело-то оставалось на станции, есть данные объективного контроля. Дышало, сердце билось, параметры давления фиксировались. Такие дела. Так вот я к чему – здесь, на поверхности, похожие явления может и есть, но их статистика мизерна по сравнению со статистикой там, за ионосферой. Там этих случаев – сотни! Значит, работает фильтр. То есть, наш основной канал связи с… ЭТИМ… Через Землю, но… При определённых условиях… Мы можем соединяться и напрямую… Раз такие случаи, хоть и редко, но происходят…

– А ЭТО – оно что?

Петрович вновь замолчал, собираясь с мыслями, а потом заговорил, с длинными паузами, осторожно подбирая слова.

– Знаешь, есть такая гипотеза, и даже теория, о мэонической вселенной. Вот, ты скажешь, что вакуум – это абсолютная пустота, так в школе учили. Только ведь абсолютной пустоты в природе не бывает. Поэтому сначала вакуум разделили на технический и физический. Про технический вакуум ты сам много знаешь, по профессии. Физический же физики сразу поделили по интересам, потому что он оказался наполнен разными полями и порождает разные странные частицы… Вот мэон – это разновидность физического вакуума. В рамках этой теории говорят о мэоне – информационном вакууме, являющем единую структуру пространства – времени, наполняющем вселенную и содержащем в себе абсолютную информацию обо всём – сущем, прошлом и будущем, – последняя фраза прозвучала торжественно, как тост на столетнем юбилее.

Петрович вновь помолчал и продолжил, уже без пафоса.

– Хотя говорят, что мэон существует наряду с миром материальных объектов, но тут же обсуждают его конкретные физические свойства и продолжают в том духе, что мэон, собственно, и породил материальный мир. «Газъединяют, чтобы потом объединить», – опять по-ленински пошутил Петрович, – научный метод. Кстати, обсуждают серьёзные учёные – физики, математики. Даже один уважаемый академик отметился.

Я почувствовал, что окончательно теряю связь с реальностью, и сказанному могу либо просто верить, или закозлиться – и не верить. Как в церкви на проповеди. Напротив меня, в продавленном скрипящем кресле, сидел симпатичный улыбающийся одними глазами проповедник, или даже апостол, нечуждый чудесам, в одном из которых я несколько часов назад поучаствовал, и отмахивался от назойливой мухи, залетевшей из кухни. За его спиной, на запыленном стекле окна, играли тени от листвы сада, и мигающий солнечный лучик освещал подросшую за прошедшие пятнадцать лет лысинку. Реальное и невозможное соединились где-то под этой лысинкой и трансформировались в аппарат, там, в подвале. А аппарат изъял из меня часть меня, и засунул в мэон, и так существующий вокруг, в том числе и внутри меня, наряду с материальным миром, и наславший на меня змею с башкой, как ведро. Надо было что-то сказать, чтобы вернуться.

– Слово «мэон» какое-то греческое…

– Да. У древних философов «маеон» обозначало небытие, в смысле, похожем на сверх бытие, или там, чтоб понятнее, дао с нирваной… Понятнее?

– Так – на эмоциональном уровне.

– Я смотрю, ты поплыл… Прерваться не хочешь?

– Наверное. Чёт башка… как ведро.

– Смотри, к доктору, если что…